В ту минуту когда Таня выбрала Марию, она ещё не понимала какой делает выбор. Возможно подумала, лучше с родной бабкой, чем с чужими людьми.
Всё, абсолютно вся работа в квартире свалилась Татьяне на плечи. И ладно бы, если нужно просто подмести и помыть полы, нет, тут нужно было делать все и по много раз, каждый день. Чистить, мыть, драить, натирать.
Недалеко от дома школа. Домашнее задание должна тщательно выполнять и показывать Марии. Рассказывать всё, что задано и объяснять всё, что нужно объяснить. Потом мыть посуду и что-нибудь еще, что необходимо было почистить или помыть. По выходным Мария посылала её в магазин за покупками и не дай бог, если что-то было потрачено неправильно. За каждую провинность – наказание.
Плохая оценка, или пропуск или нетщательно отмытый угол всё это означало одно. Мария либо стегала по рукам, либо принуждала до ночи драить пол, либо рвала тетрадь и заставляла переписывать всё заново. Она била по щекам или по спине, а порой просто приказывала стирать всё постельное бельё руками и тащить его вывешивать на улицу. Татьяна всё терпела, потому что думала, хуже может быть только в интернате. Страх этот заставлял делать, так как говорила и требовала Мария.
Ненависть к этой женщине почти сразу стала чувством постоянным. Не было ни одного дня, чтобы Татьяна не бросила горсть ненависти в свою душевную кладовую. Не было ни одной ночи, чтобы в мечтах она не уносилась далеко от этой квартиры, от этой женщины, что волею непонятных обстоятельств стала жестоким надзирателем над жизнью Татьяны.
Много часов она думала и мечтала о том, что когда-нибудь наступит день и она уйдёт отсюда навсегда. И тогда уже точно постарается никогда не возвращаться. Но когда же он придёт, этот прекрасный день?
***
Несколько лет прошло. Школу Татьяна окончила почти на отлично. Очень легко поступила в университет на юридический факультет, на бюджетное место.
День, когда она перекочевала из квартиры Марии в общежитие, стал чуть не самым счастливым днём. Обшарпанные стены комнаты, показались хрустальными стенами дворца, в который отныне она будет вступать как королева. И даже три соседки не смутили радости. Она воспринимала их как новых, прекрасных людей, которые отныне будут окружать со всех сторон. И хоть у каждой из девчонок были свои недостатки, Татьяна совершенно их не замечала. Ведь по сравнению с требованиями Марии, недостатки соседок по комнате казались лёгким мяуканьем рядом с рычанием льва.
В общем, жизнь стала стремительно меняться. Предметы в университете давались легко. Преподаватели отмечали прилежную студентку и вскоре она чувствовала себя так хорошо, что уже даже не вспоминала о Марии.
Поначалу Татьяна ещё заходила к ней, но только лишь, для того чтобы собрать оставшиеся пожитки. Во время этих визитов Мария никогда не выходила из своей комнаты. Однажды, когда Татьяна собрала всё, что оставалось и вышла в прихожую, услышала голос Марии:
– Ключи оставь на тумбочке.
Связку ключей Таня кинула на полку, вышла за дверь и остановилась на мгновение, как будто чего-то ожидая. Она и сама не знала, чего ждала. Может того, что Мария крикнет ей в след, позовёт и тогда Татьяна рассмеётся ей в лицо и скажет, что ни одной минуты больше не хочет быть здесь. Но всё было тихо и она шагнула с лестницы, для того, чтобы уйти отсюда навсегда.
Часть 5. Заключительная
1
Несколько знакомых ступенек, кнопка звонка, здесь почти ничего не изменилось. В подъезде всё тот же запах жаренного на чугунной сковороде лука. Дух старины и стариков. Облущенные стены, давно не помнящие свежей извёстки и обнаженный деревянный брус перил. Всё так же как тогда.
Несколько мгновений Воронцова разглядывала оббитую дерматином, лет пятьдесят назад, дверь. Кое-где обивка лопнула, но словно шрам кем-то тщательно заштопана.
Там, за дверью, тишина. Может быть уйти пока не поздно и не тревожить прошлое, не ворошить память. Но нет, рука потянулась к звонку и звук давно забытый закрутил поток воспоминаний.
– Открыто, – послышался старческий шепот.
Воронцова толкнула дверь, вошла и почувствовала как наваливается прошлое, сдавливает грудь и заставляет пульсировать виски. Дальше, туда в комнату, откуда доносилось свистящее дыхание хозяйки.
В комнате полусвет. На высокой кровати обложенная подушками лежит Мария. Глаза её как глаза слепого, но по движению их понятно, что ещё не настало время для их полной слепоты.
– Кто это? – быстро проговорила старуха. – Люба, ты?
– Это я – Татьяна.
– Татьяна? – повторила старуха.
– Да.
– Что тебе нужно? Я тебя не звала?
Воронцова посмотрела кругом. Разве могло здесь что-то поменяться, тут, время как будто остановилось. Старое радио у окна, плетёная полка, вязанные крючком салфетки, и довоенный диван с длинным, помутневшим зеркалом сверху.
Почему-то совсем не было жаль ту, что лежала на кровати. Воронцова не чувствовала ничего. А если и чувствовала то скорее странное, злое удовольствие. Каждый получает то, чего заслуживает. И если эта женщина теперь одна, то она заслужила жить вот так, в одиночестве.
– Как вы живёте? – проговорила Татьяна.
– Зачем тебе это? Столько лет не нужно было и вот, вдруг не с того ни с сего. Что-то случилось? Да, случилось. Иначе ты не пришла бы никогда. Ты знаешь, – губы старухи тронула улыбка, – я ведь вспоминаю о тебе часто. Думаю порой, что я сделала не так? Была строга? Но благодаря этому ты сейчас та, кто есть. И думаешь твоя мать позаботилась о том, чтобы тебя без проблем приняли в юридический. Или думаешь, сама поступила? Ты глупая, если так думала.
То, что она говорила, каждое слово болью отзывалось глубоко в душе, где-то за шторами сознания. Ведь тогда Татьяна действительно думала, что поступила сама.
– Что ты говоришь?
– Правду. Только правду. Один звонок и ты уже на факультете. Я ведь знаю в чём моя правота, и доказательство её – ты сама. Ты стала такой благодаря мне, только мне и никому больше. И самое плохое, самое ужасное, что ты предала меня.
– И теперь ты ждёшь расплаты? Решила испортить мою жизнь? Зачем эти анонимки, думаешь они меня испугают?
– Девочка, посмотри на меня, разве я могу испортить кому-то жизнь. Я уже ни на что не гожусь, даже на это. Если бы чуть-чуть раньше. А сейчас, у меня только одно единственное желание, спокойно умереть. Видишь, я даже дверь не запираю, – она хрипло засмеялась и закашлялась.
Татьяна подошла, налила из графина воды и протянула старухе стакан, та вытянула изуродованную болезнью руку и коснулась пальцев Татьяны холодными пальцами.
– Может быть, кто-то по вашему поручению… – попыталась выяснить Татьяна.
– У меня нет никого. Люба, соц работник приходит раз в день, ты же не думаешь, что я её просила найти тебя? Если только тот парень, что спрашивал о тебе, – она снова засмеялась и смех её вовсе не был похож на смех, – может он. Я лишь верила, что когда-то ты всё поймёшь, вспомнишь обо мне и придёшь. И может даже… да нет. Нет.
