– Мама! – позвала Таня.
– Иду, иду, – голос матери рассеял полумрак комнаты.
Щёлкнул выключатель, в глаза полоснул белый свет лампы.
– Проснулась уже? А мы по магазинам прошлись.
За матерью вошла тётка.
– Ну что Танюха? Как настроение? Напугала ты нас. Но теперь всё хорошо. Ну ка, – она встряхнула несколько раз градусник и сунула его Татьяне подмышку, – держи крепко.
Так просто и весело они разговаривали, как будто ничего не произошло. Ни боли, ни страха. Ни чудовищ, ни крови. Женщины ходили туда-сюда и Татьяна не могла заставить себя произнести слова, которые засели в голове – «А где ребёнок?».
Было ощущение, что вообще ничего не изменилось. Обычное дело. Только живот исчез. И боль с каждым днём затихала. Ну и хорошо, и ладно. Значит – не было ничего. Пусть так и будет.
***
Домой вернулись когда весна уже отступала перед ярким, по-летнему жгучим солнцем, когда деревья скинули цвет и зародившиеся плоды только показались меж молодой листвы. Пьянящий аромат трав уже одурманивал и заставлял всё живое двигаться в желании нравится, в желании наслаждаться жизнью во всех её проявлениях.
Только чуть отошла Татьяна от вынужденной и такой продолжительной своей болезни, как потянуло её снова туда, где гуляет меж дворами ветер. Где шумит зелёной листвой лес и бежит неустанно по валунам река. Потянуло на свободу, на свет, на поле, на реку.
Всё, что случилось с ней до того, словно рукой сняло. Забылось так быстро, будто и не было. И снова тревожилось сердце о том, чтобы с подружками в кино успеть и на танцы. Снова смеялась она с пацанами и ловила их одобрительные взгляды.
Только теперь – всё не так. Мать Тани, словно ночной филин всё видит каждое движение дочери каждый её легкомысленный взгляд. Стоит только повернуться – мать тут как тут. Наблюдает.
В конце августа, приказала вещи собирать. Что ещё придумала? Снова какие-то мучения для дочери. Уже и не хотелось ничего, только жить и наслаждаться юностью. А тут снова куда-то ехать. Куда?
На последней неделе августа поехали в город. С электрички на автобус, когда вышли чуть не затерялись меж пятиэтажек. У одной осмотрелась мать и снова пошла, как будто по памяти. Грязный подъезд, обшарпанные перила. Пролёт и остановились.
У двери квартиры мать осмотрела Татьяну с ног до головы. Взгляд напряженный, неуверенный. Вздохнула, будто на что решилась и потянулась к звонку. Долго палец не отпускала. Звук приглушенный, а в ответ за дверью тишина. Потом шаги. Медленно неохотно.
– Кто? – старческий голос.
– Нина Козлова, – громко ответила мать.
Тишина. Заскрипело что-то, зашуршало, дверь отворилась. Крупная, пожилая женщина подозрительно уставилась сначала на мать потом на дочь.
– Так и будем стоять? – мать резко осмелела.
Женщина отошла вглубь прихожей, давая понять чтобы входили. Когда дверь за гостями закрылась, хозяйка произнесла:
– Зачем явилась? – и быстро подозрительно осмотрела Татьяну.
– Вот, – указала на Татьяну мать, – привезла тебе. Воспитывать.
Она бросила посреди прихожей сумку, откуда-то из-за пазухи достала свёрток. Развернула его и вытащила деньги.
– Вот твои деньги, все до копейки. Теперь можешь тратить их по назначению. А с меня хватит. Всё. Спасибо. Намаялась, сил больше нет.
Женщина прищурилась и на тёмном, морщинистом лице её показалось подобие улыбки:
– А я и всегда говорила, что ты непутёвая. Ни на что не годишься. Только нормальных мужиков до пьянки доводить.
Мать поджала губы и ответила не сразу:
– Ну так, зато ты у нас всё умеешь и всё знаешь. Пожалуйста, – она снова указала на Татьяну, – теперь твоя очередь. Я уже точно не справляюсь.
Всё это время Таня стояла не понимая, что вообще тут происходит. Но в какое-то мгновение вдруг отчётливо поняла, кто бы ни была эта старая, страшная женщина мать собирается оставить Татьяну с ней.
– Мама, я не хочу здесь оставаться, – резко сказала она.
Слова эти не возымели никакого действия, потому что мать развернулась и взялась за ручку двери. Там она задержалась и снова повернулась к хозяйке:
– Можешь говорить ей всё, что хочешь. Теперь, сама решай.
Когда дверь захлопнулась и Татьяна осталась с женщиной в полутёмной прихожей, возникло ощущение, что вот тут теперь и начинается что-то страшное.
– Ну, чего встала, рот раскрыла? Входи уже. Видно и вправду ты бестолковая, раз мать от тебя открещивается.
Прищуренные в злом выражении глаза женщины, показались глазами старой колдуньи. В полутьме прихожей только прорези этих глаз были отчётливо видны. Женщина медленно развернулась на месте и, опираясь на трость сделанную из простой палки, двинулась вглубь квартиры.
Завороженная Татьяна следила за ней. Казалось, сделай она хоть одно неловкое движение, тут же случится что-то непоправимое. Она чувствовала опасность и страх, словно беспомощная жертва которую сунули в горло к голодному великану.
5
– Бери вещи и иди за мной, – сказала пожилая хозяйка.
– Я не хочу. Я здесь не останусь! – резко выкрикнула Татьяна.
Повернувшаяся было, чтобы уйти хозяйка обернулась:
– А кто тебя спрашивать будет? Ты не в том месте, где капризы можно показывать. Давай быстро бери сумку и иди за мной. Иначе…
– Иначе что? – смело огрызнулась Татьяна.
– Будешь наказана.
– О-хо-хо, подумаешь. Не придумали ещё таких наказаний, которые смогли бы меня тут удержать, – она пошла к двери и стала копошиться у замка.
Но в это мгновение тучная женщина вдруг резко и быстро подошла, развернула Татьяну к себе, размахнулась и отвесила ей звонкую пощёчину. Щека вспыхнула и заныла, а в мозгу произошло некоторое прояснение. В испуге Татьяна уставилась на хозяйку.
– Никуда ты не пойдёшь. Теперь будешь тут жить. Матери ты не нужна, вот читай, – она протянула конверт и Татьяна рассмотрела каракули своей матери. – Читай, давай!
В письме мать жаловалась, что нет уже никаких сил смотреть за Татьяной, которая то и дело встревает в нехорошие истории с пацанами. Что у неё слабая воля и она готова гулять с каждым, а мать не в состоянии целый день следить за ней, потому что нужно заниматься хозяйством. Татьяна же совсем ничего не помогает, только доставляет кучу хлопот. В письме мать просит Марию, взять к себе внучку на перевоспитание. Если она не согласится, остаётся только один вариант – интернат.
Дрожащей рукой Таня оттерла слезу и посмотрела на Марию:
– Я не хочу.
– Да кто тебя спросит. Ты уже всех видно там достала, что они готовы отказаться от тебя. Так что смотри сама. Либо у меня худо-бедно, но по моим правилам, либо интернат.
