Такой удачи Антон и не предполагал. Думал, приедет, будет по селу ходить у людей спрашивать. А теперь понял, что заимел себе самого настоящего провожатого, который не только всё расскажет, но и до места доведёт ближайшим путём.
– Может вам покушать заказать? – предложил он на радостях.
– Ежели такой оборот и не мешало бы. А что – и закушу, имею право. А тебе парень скажу, ты в моём лице получаешь человека всё знающего и всё умеющего. Я ведь, между прочим, много чего и делать умею. А ну, потеки у кого кран, или проводка цвырки, а? Куда думаешь бегут? А? Не знаешь. Ко мне бегут. Петька – помоги! А Петька и рад помочь. Я ведь знаешь, человек добрый. Я и в долг могу, и за чекушку. И даром могу, только это не всегда. С дармового труда, дармовая еда. И за еду и за спасибо, одинаково.
Котлета оказалась не очень и пюре подкачало, салат тоже видимо вчерашний. Удовольствия от такого завтрака Антон совсем не получил, зато собеседник его так хлюпал, видно сегодня ещё ни на что не заработал.
– А жена что же, не ругает за такую расплату? Дети небось есть хотят, а вы за бутылку.
– Ой, я тебя умоляю. Думаешь, буду я её слушать, да ни в жисть.
Дверь кафе распахнулась, вошла крупнотелая, вполне ещё молодая женщина в просторной фуфайке. Несколько короткая для таких габаритов юбка, открывала полные ноги затянутые цветастыми лосинами, дальше резиновые сапоги. Женщина осмотрела помещение и злобным взглядом коснулась мужичка, что сидел за столом Антона.
– А ну домой, быстро! – трубным голосом, от которого Петька весь сжался, закричала женщина.
Пока она преодолевала путь от двери до столика, шустрый малый быстро закрутил бутылку и ловким движением спрятал её где-то в недрах многослойной одежды.
– Ириша! А я как раз, домой собирался. Ах, ты свет моих очей. Любимая моя – Ирочка. А вот – Ириша моя, познакомьтесь.
– Здрасти! – нависла над Антоном Ириша, потом схватила Петьку за грудки и сильным движением поставила его на ноги.
– А ну, домой, скотина! – проорала она ему в лицо, от чего мужичок чуть не лишился чувств, и потащила к выходу. – Я же тебя просила не пускать его сюда! – крикнула она женщине за стойкой.
Та, только рукой махнула:
– Разбирайтесь сами! Надоели уже! Только народ распугиваете! Нормальный человек уже и зайти не может.
Парочка удалилась и остался Антон без провожатого.
6
– Спасибо, очень вкусно, – ради дела покривил душой Антон, – Вы не могли бы мне помочь? Я ищу улицу Школьную, как мне туда попасть?
– А, наздоровичко, – улыбнулась хозяйка, – так это, сразу параллельно площади. Вот сейчас как выйдешь из кафе, так в улочку завернёшь, то будет Ушакова, а за ней отсчитаешь первую, а потом вторю, вот та и будет Школьная. А тебе кто там нужен?
– Козлова Нина.
– Ну да, как раз туда и иди. А ты, что ей родственником приходишься, или как?
– Дальним.
Куда женщина указала туда сразу и пошел. Посёлок неприхотливый, улицы ровные, в одну и в другую сторону, всё видно, не потеряешься. Подошел к нужному дому, за забором пожилая женщина во дворе суетится, между кур да уток, ходит, разговаривает:
– Ути, ути, ути! – голос зычный, чистый, – А ну пшол, пшол, – отодвинула ногой индюка, – ишь, и он туда же!
– Здравствуйте! – Антон из-за забора рукой махнул.
Женщина остановилась, подозрительно посмотрела.
– Чего тебе?!
– Я к вам, по делу.
– По какому такому делу ещё, не знаю никаких дел, – злобно огрызнулась хозяйка, но стала подходить ближе.
– Я из города племянник Алевтины, – крикнул Антон.
Женщина прибавила темп, подошла.
– Чего орёшь, вон уже соседи повылазили, заходи, коль пришел, – она почти втолкнула его в калитку и посмотрела по сторонам улицы. – Заходи, давай. Орёт тут, на всю Ивановскую.
Вошли в дом, в гостиной всё салфетками застелено, стол, тумбы, даже на окнах и то салфетки. Они правда уже давно не белоснежные, но функцию свою ещё выполняют.
– Ну, чего тебе, говори, пока я ещё добрая?
Старая вся в дырах душегрейка, выгоревший платок и резиновые калоши. На вид женщине можно было дать лет около шестидесяти, подозрительный взгляд маленьких глаз, тёмное в морщинах лицо делало её схожей на крупного деда в юбке.
– Вы Нина Козлова, спросил Антон?
Взгляд женщины метнул искру и остановился на лице Антона.
– Ну я, а что?
– Это вы писали, – он достал из кармана и протянул ей расписку.
На тумбе она взяла очки, надела и сильно щурясь, стала читать. Потом отбросила бумагу, Антон подхватил её и быстро спрятал в карман.
– Это я, – сказал он, – тот за кого вы получили деньги.
Женщина стала медленно оседать, а он успел подставить ей стул.
– Ой, ой, – начала причитать она, – капли, там капли на тумбочке, принеси.
Когда она выпила, снова бросила злой взгляд на Антона. Но в этом взгляде затаённое любопытство.
– Я не хочу много об этом разговаривать, – поспешил предупредить он, – только хочу посмотреть на мою мать.
Несколько мгновений тишина, а потом женщина закрыла лицо руками и тихо заплакала. Сначала она просто подвывала и вдруг резко перешла на крик.
– Ой, ой, не губи! Я во всем виновата! Я только я одна! Ни кто не виновен, ни Танька, ни Алевтина. Я всё задумала, всё сделала, всё придумала. Я ведь ночами не сплю всё во сне вижу тот день. Ох, и если бы всё вернуть, если всё вернуть, да пусть бы дочка родила, да и пусть. Думаешь, не наказал меня Бог. Ох, как наказал и по сей день всё наказывает. Глянь, как живу. Одна, совсем одна. Так и помру тут никому не нужная. Вот как наказал меня бог. И Мишенька, мой сыночек помер. Тоже мне горе было. Ой, ой какое горе. Как же так, как же?
– А она где?
Женщина замолчала на мгновение, а потом продолжила:
– Так я её тогда к бабке отвезла на перевоспитание. С тех пор и не виделись. Мария – бабка её написала, что ушла от неё Танька, как поступила в этот, как его бишь называют ниверситет. Так и пропала. И сюда за все годы ни ногой. К матери родной не наведалась. Думаешь, я не понимаю, отчего так. Хорошо понимаю. Оттого что только моя одна вина. Только моя.
– И что же вы, знали, что у вас внук есть и никогда не искали?
Она вздохнула:
– Писала я Алевтине когда-то ещё давно, лет десять назад, да она ответила, что уехала та женщина которой тебя отдали. И не оставила ни адреса ни телефона. А как же, кто захочет чтобы у него дитя отобрали через несколько лет? Оно и понятно. И я бы так поступила. Уехала и концы в воду. А ну если кинутся? Кому такое надо?
