А ещё прошу тебя, вот просто даже требую, дорогой мой Колюшка, как приедешь, домой вернёшься, не ходи по дружкам, не шатайся. Не нужны они тебе друзья такие. Работай честно. По сторонам головой, что у кого – не крути. Живи на то, что руками своими мозолистыми заработаешь и рад будь тому, что Бог даёт.
А ещё дорогой мой Колюшка, присмотрись к Валентине. Я ежели чего и знаю в этой жизни, что имею, сам ты уже понимаешь, только тебе моя кровинка отдать готова. И только тебе говорю, эта девушка как для тебя создана. Знай родной мой, только Валентина полюбит тебя всем сердцем, это уж я вижу, хоть и глаза мои почти слепы. Вижу я, тут твоё счастье. Не прогадай и не ищи другого».
Часто Николай бабушкины письма перечитывал. В них, вся его жизнь и заключалась. Весь его мир.
***
Глупо, очень глупо. Только и успел, что с пацанами нахулиганить. И вроде заняться было чем, и интересы были, а тут возьми, да свались на голову эти две бутылки водки. Потом – словно страшный сон, закрутило и понесло. Старался даже и не помнить где и когда находился в какой момент. Какая-то чудовищная, страшная ошибка. Ведь того мужика и не ударил ни разу, страшно было. А потом, как будто так и надо, слова Серёги – «Колян, подержи куртку».
И всё – девять лет.
Девять лет!
Как не тронулся умом за всё это время, он не знает. Возможно, потому что сразу подчинился и не стал сопротивляться. Год. Второй. Третий. Казалось, они никогда не закончатся. Никогда.
Там он чувствовал, что ничего не знает о жизни, ничего. Будто ребёнок, что только родился и ни в чём ещё разобраться не успел. Его жизнь как бы и не его. Мечты, вроде и не мечты. Стремления, да какие там стремления. Остаться бы живым и хотя бы здоровым. Старался не представлять что будет, даже завтра.
Но бабушкины письма, они как голуби прилетали и грели. Ночью он прижимал к щеке письмо и чувствовал запах бабушкиных оладьей. И плакал, прижимая к лицу эту бумажку. Ему так хотелось кричать, но он молчал, потому что кричать нельзя, плакать нельзя, нельзя завыть словно побитая собака. Можно только молчать.
И всё-таки была у него маленькая, несмелая мечта. Часто по ночам, когда он прижимал письмо бабушки, думал не только о ней, но и о Валентине. Он смутно её помнил. Так, подросток, какая-то дурнушка в очках. И даже не мог представить какая она теперь, но в каждом письме бабушка писала о ней. Новый образ её сложился и был размытым, но он заполнил всё сердце. Иногда Николай понимал, что ему всё равно какой она окажется на самом деле. Одно он знал точно, что сделает все, чтобы она его полюбила. Эта уверенность была единственной уверенностью, которую он никогда от себя не отпускал.
Всё своё мужское желание, которое так и не успел узнать, не изведал и не почувствовал, Николай сосредоточил и направил на образ Валентины. Хоть и образ этот размытый не совсем ясно представлялся.
4
– В этой сумке черт ногу сломит, – Валя копалась в необъятной котомке в поисках ключа.
Щёлкнул замок и открылась дверь квартиры напротив.
– Здравствуйте, – молодой мужчина лет тридцати неловко улыбнулся.
Валя кинула быстрый взгляд, кивнула и отвернулась в сторону, давая понять, что к разговорам с чужаками не расположена.
А он словно не торопился, закрыл дверь на ключ и обратился снова:
– Вам помочь?
– Нет спасибо, – она уже начинала волноваться, не потеряла ли ключи.
– Вы – Валентина? – вдруг спросил незнакомец.
Девушка взглянула на него, теперь уже подозрительно.
– Почему вы спрашиваете?
– Я – Николай, внук бабушки Маши, – приветливо сказал он, так, как будто это должно было задобрить Валентину.
И это, конечно сработало.
– Ах, Николай, – приветливо сказала она, – понятно.
Теперь, она уже внимательно глянула на того, о ком столько говорили родители на протяжении нескольких лет. Рост чуть выше её, одет в футболку и джинсы. Лицо его не было красивым или даже симпатичным, скорее, это было некрасивое лицо, но в то время когда он говорил что-то происходило и оно менялось. Это не было лицо мученика, но глядя на него можно было предположить, что человек много думал и много страдал. Не оставляло ощущение, что при видимой молодости, он как будто состарился раньше времени. Говорил он просто, в словах и выражении лица ничего напускного. Во взгляде, что-то грустное и такое понятное. Вале даже показалось, что она знает Николая давно.
– Подержите, пожалуйста, – чтобы ему не показалось, что она разглядывает, Валентина быстро достала и протянула ему батон и пачку макарон, которые занимали половину сумки, – а то, я не могу найти ключи.
Он взял протянутые продукты и сказал:
– Может, позвоните и вам откроют?
– Мама с папой на даче, – сказала она и почему-то испугалась этих своих слов.
Она хотела что-то ещё сказать, но он опередил:
– Моя бабушка часто писала о вас.
Валентина подняла взгляд, и ей показалось, что он смотрит как-то особенно, с нежностью.
– Ах, да. Она говорила мне. Но вы, я надеюсь, не слишком обращали внимание на её слова. Знаете, ведь пожилые люди что-то вобьют себе в голову и потом попробуй, разубеди их в обратном.
– Наоборот, я думаю, она была права.
Наконец, в руку попало что-то похожее на ключ и Валя быстро принялась отпирать замок.
– Спасибо, – сказала она, взяв продукты и скрылась за дверью.
Так иногда, они сталкивались на лестничной клетке, говорили о чём-то, шутили. Каждый из них чувствовал что-то ещё. Ощущение, которого не выразить словами, нельзя пощупать и возможно, пока нельзя описать. Что-то было между ними общего, но что никто не знал и не пытался разобраться, пока однажды Николай не взял Валентину за руку и не потянул в квартиру напротив. А Валя, нерешительно, немного испуганно, пошла туда, куда он потянул.
5
Когда на пороге квартиры появился Николай, мать с отцом только обречённо переглянулись. Давно заметили они, как изменилась дочь. А когда отец увидел в глазок Валентину, что озираясь выходит из квартиры Николая, то и вовсе стало ясно, беседы и споры уже ни к чему. Пошушукались на кухне, но дочери о своих подозрениях не сказали. Решили, если сладится, пусть себе живут, ну а если нет, то нечего и нос совать.
Это дело – такое. Соседи есть соседи, если в своём огороде напортишь, то потом всю жизнь глаза отворачивай. Значит, лишний шум ни к чему. Пусть дочка определится, да Николай бабу почувствует, а то ведь совсем молодым в тюрьму пошел. Вот пусть между собой дела порешают, а там уже видно будет.
Ну, а когда сам Николай свататься пришел, вздохнули – «Ну, слава Богу».
На поверку оказалось, Николай – парень что надо. По характеру добрый, в хозяйстве рукастый. Пока сидел, специальность получил, выучился на сварщика. Как вышел, устроился на работу, зарплата неплохая. В общем, родители Вали остались довольны. А так как у него кроме них теперь никого родных не было, то приняли его в семью, что называется, со всеми потрохами. Приняли родители и полюбили как сына.
