Дима провел пальцами по Катиной прохладной щеке. В конце концов, она уснула, а он не мог. Боялся. Того, что проснется, а ее нет. И все ему лишь приснилось.
Не в силах оставаться на месте и ничего не делать, Тушнов встал. Сходил в душ. И первым делом после позвонил Вагану.
– Какого черта? Ты видел, который час? – возмутился тот.
– Я развожусь. Хочу, чтобы ты незамедлительно начал бракоразводный процесс. Возьми из больницы все необходимые справки, чтобы максимально ускорить формальности. Если будет нужно, подключай семейные связи. Все, что угодно, лишь бы покончить с этим как можно скорее. И без лишнего шума.
– А опекунство?
– Мне все равно. Если Настина мать захочет, может переоформить его на себя. Я возражать не стану.
– Ты понимаешь, что в этом случае она получит контроль над половиной всех твоих денег?
– Если она с них будет оплачивать больничные счета – то пожалуйста. Вопросы раздела имущества меня сейчас заботят меньше всего.
Ваган хмыкнул. На несколько мгновений в трубке повисла тишина. А потом он все же не смог сдержать любопытства:
– Почему ты, наконец, на это решился?
Дима подошел к окну. Коснулся ладонью стекла и низко опустил голову. За эту бесконечную ночь он тоже не раз задавался этим вопросом. Почему… Но только сейчас его озарило. И он пришел к совершенно логичному выводу о том, что его прощение самого себя было бы невозможным без отпущения грехов кем-то свыше. А там…. Там не только его простили, но и благословили на дальнейшую счастливую жизнь. Послав в неё Катю. И это был знак. Такой очевидный и неслучайный, что Тушнов никак не мог взять в толк, почему не понял этого раньше. Его же буквально за руку к ней привели! И вручили. На, Дима, не упусти только.
– Потому что время пришло. Ну, все. Давай. До завтра.
– Сегодня – ты хотел сказать, – буркнул Ваган, перед тем как отключиться.
Дима вернулся в кровать. Пахнущую ей. Им. И сексом. Тело мгновенно отреагировало на этот убойный коктейль. И ведь он мог… вот прямо сейчас взять ее и разбудить, чтобы удовлетворить разбушевавшееся либидо. Как и в любой другой момент… мог. Но не стал. Она чертовски измучилась, а он… Он был счастлив от самой мысли, что теперь ему все позволено. Протяни только руку. И черпай счастье пригоршнями. Ешь, пей досыта... Втирай, как наркоту.
Тушнов закинул руки за голову и, улыбаясь, уставился в потолок. Было так хорошо, что даже немного страшно.
А уже утром ему пришла в голову отличная идея. Они же были в Дубае! А здесь находился едва ли не самый богатый ювелирный рынок мира. Катя сладко спала. И ему захотелось сделать ей сюрприз. Искупить вину за те переживания, что ей довелось пережить по его милости. И, чего уж греха таить, немного задобрить. Или много… Потому что это он ей в любви признался. А она… Она – нет. Отчего на душе было тревожно.
Тушнов нацарапал Кате записку и исчез за дверями. Отсутствовал он чуть больше, чем планировал. Шопинг увлек. Оказалось, что это очень приятно – тратить деньги на женщину, которую любишь. Так приятно, что он вообще потерялся во времени. В общем, пока Дима вернулся, Катя уже ушла. Написав ему от руки сообщение чуть пониже его собственного:
«Буду занята до пяти. Если выйдет – попробую смыться пораньше. Не скучай».
И все. Никаких подписей. И «с любовью». Никакого совместного завтрака даже. Что ж… Наверное, ему стоило привыкать к жизни с ужасно занятой бизнес-леди. Но как к такому привыкнешь? С её графиком она вряд ли сможет сопровождать его в поездках. А он ведь чуть ли не половину года живет то в Лос-Анджелесе, то в Нью-Йорке. Вот и как им быть?
Дима спустился к завтраку в надежде увидеть Катю в вестибюле или у конференц-зала. Но ничего подобного не произошло. Тогда он сфотографировал стульчик напротив себя за столом, отправил ей фото и добавил унылую подпись: «Здесь должна была сидеть ты». Потом было фото пустого лежака у бассейна, куда Тушнов отправился, чтобы скоротать время. Ведь на первое сообщение Катя не ответила, а он, между прочим, старался! Подействовало. В ответ Катя прислала фото какого-то толстого мужика за трибуной. И пояснительную записку к нему: «Признаться, вместо этого горластого бюргера я бы с большим удовольствием смотрела на тебя». Дима тут же отправил ей селфи.
«Эй-эй! Осторожно, парень. Следующий этап – дикпик».
«Откуда ты знаешь, что это такое?» – настрочил Тушнов, сощурившись.
«Даже такой старушке, как я, их иногда шлют».
Он никогда еще так не ревновал и не смеялся одновременно с этим.
Идея, пришедшая в голову, была абсолютно сумасбродной, но… Дима опустил взгляд. Она не требовала долгой подготовки. Да и вообще… Кто докажет, что это он? Даже если будет утечка.
Дима едва ли не бегом поднялся в номер, захлопнул дверь, спустил шорты и… сделал то, что сделал.
Секунда. Две… Тридцать секунд, минута. А потом его телефон зазвонил.
– Ты спятил?! Я же… Ты же… О господи… Ты хоть понимаешь, что здесь такого рода контент – преступление?!
– А ты, что же, хочешь его продемонстрировать с того большого экрана? – притворно ужаснулся Тушнов.
– Какого еще экрана?
– Того, что в конференц-зале, где находишься ты.
– Думаешь, я с тобой разговариваю из конференц-зала?!
– Нет? А где же ты?
– У тебя под дверью. Немедленно открывай!
– Хочешь сказать, чтобы ускорить нашу встречу, мне всего-то и нужно было, что прислать тебе фото члена? – засмеялся Тушнов, неторопливо открывая дверь. За которой и впрямь стояла всклоченная Катерина. – А я-то ювелирку скупаю оптом в попытке тебя поразить, – улыбнулся нахально.
– Ты чокнутый! Абсолютный маньяк, – зашипела она.
– Потому что скупаю ювелирку?
Катя вошла в комнату. Прошлась взглядом по комоду, на котором стояли многочисленные пакеты с логотипами известных брендов.
– И поэтому тоже! Ты просо сошел с ума! Я серьезно.
– Сошел, – признался Дима, подходя к ней вплотную. – И мне это безумно нравится.
– Ч-что ты делаешь?
– Раздеваюсь. Ты же за этим сюда пришла?
– Да… – как завороженная, прошептала Катя. Но тут же тряхнув головой, сама себе возразила. – Нет! То есть не только за этим.
– Забыла мне что-то сказать?
Его напряженный взгляд поймал ее. И не давил, но и не отпускал, пока Катя не выдохнула:
– Да. Наверное. Кажется, и впрямь забыла. Сказать, что…
– Смелее… – подбодрил он, расстегивая пуговички на ее блузке.
– Я тебя люблю…
А потом ее любил он. Уже чуть смелей, чем в первый раз. Но так же красиво. Стоя у панорамного окна. Распластав по стеклу ее руки и заставив немного прогнуться. Погружался и отступал. Шептал на ушко всякие глупости. Ругался. И снова ее таранил, выбивая из груди короткие задушенные всхлипы.
