– Не знаю. Похороны сегодня. Тут дождь уже третий день льет, я все время мокрая, уже вконец потерялась в горе и пространстве… Не знаю, Дина. Все, пока…
Последнюю фразу она не проговорила, а будто глухо прогундосила. Наверное, заплакала сразу, как нажала на кнопку отбоя. Диля снова откинулась на подушку, закрыла глаза, вздохнула тяжко. Надо вставать – все равно уже сна не будет. Надо начинать новый день, кормить детей завтраком, гулять, идти в магазин… Исполнять все нянькины обязанности, в общем. Хотя не такие они и трудные. Приятные даже. Сплошной санаторий, а не обязанности. Может, в ней и впрямь талантливая нянька пропадает? Хотя если бы не Алишер, хлебнула бы она со строптивицей Машкой горя…
К вечеру снова заявился Гриша – улыбчивый, бодрый, веселый. Хотя Диле показалось, что всего этого было в нем слишком. И это «слишком» очень уж откровенно бросалось в глаза – так иногда многие люди за нарочито жизнерадостным насмешливым напором прячут свою неловкость.
– Ну что, нянька, соизволила твоя хозяйка разрешить мне погулять с дочерью? Могу Машку забрать?
– Да, конечно… – неловко улыбнулась Диля, поежившись от этого «соизволила».
– Ура! Машка, одевайся быстрее! Какое счастье, отцу разрешают с родной дочкой погулять!
– Гриш, ну зачем ты так… – не выдержала его веселого ёрничанья Диля. – У нее там похороны, а ты…
– А я что? Я ничего. Я, между прочим, очень Ларке сочувствую. Отчим у нее классный мужик был.
– Отчим?!
– Ну да… Она, правда, его отцом звала. Хотя он ее и не воспитывал – мать замуж вышла, когда Ларка уже взрослая была. Это после смерти матери они уже друг к другу привязались, объединились общей памятью.
– Надо же, как бывает…
– А с Ларкой, знаешь, и не такое бывает. Я ж говорю, умеет она к себе привязать… Так, стоп! Опять я с тобой откровенничать начинаю! И что у тебя за натура такая, нянька? Так и хочется перед тобой душу голышом выставить! Глаза у тебя, что ли, слишком добрые …
– Спасибо… – отчего-то засмущавшись, скромно потупилась Диля.
– Да не за что! Машк, ну где ты там? Собирайся, к бабушке поедем!
– Да-да, конечно, папочка! Мы с Аликом сейчас игрушки дособираем и поедем! – выкатилась в прихожую уже одетая и причесанная Машка.
– С Аликом? – озадаченно переспросил Гриша и метнул короткий взгляд в сторону Дили, будто просил у нее помощи. – Ты уверена, что к бабушке надо ехать с Аликом?
– Да! Я без Алика никуда не поеду! – капризно выкрикнула, как отрезала, Машка.
– Машенька, пусть Алик со мной останется, можно? – присела перед ней на корточки Диля. – Мне же надо в магазин идти, я сумки с продуктами одна не донесу…
– Неть! – топнула ножкой девчонка и тут же скуксилась, собираясь закатить слезную истерику. – Неть, я без Алика не поеду!
– Ладно, Дина, не старайся, – услышала Диля за своей спиной тихий насмешливый Гришин комментарий, – все твои доводы разобьются о твердость Машкиного характера, аки волны об скалы. Она у нас вся в мать…
– И что же теперь делать? – нерешительно уставилась на Гришу Диля.
– Да ничего. Значит, поедем с Аликом. Алик! – весело крикнул Гриша в глубину квартиры. – Собирайся, поедем с нами!
– Но погоди, как же… – попыталась возразить Диля, но Гриша только рукой махнул нетерпеливо, проговорив со смешком: – Ничего, ничего! Моей маман полезно будет в этом детском саду встряхнуться! По крайней мере, хоть я отдохну от ее пристального внимания.
– А ты вместе с мамой живешь, да?
– Нет. Но во мне ее любви и навязчивой заботы уже впрок накопилось. Так что…
– А разве можно дать любовь и заботу впрок? – удивленно моргнула Диля.
– Еще как можно! – посмотрел он на нее несколько снисходительно, как смотрит взрослый на задавшего глупый вопрос ребенка. – Ты же нянька-воспитательница, ты же должна такие вещи знать! Хотя, прости, забыл… Ты же у нас не нянька, ты просто коллега по работе!
– Мам, а мне что, и правда нужно ехать? – неуверенно подергал Дилю за рукав тихо подошедший Алишер.
– Я не знаю… Видишь, Машка без тебя не соглашается.
– Все, дети, идемте! Одеваемся! – весело скомандовал Гриша, снимая с вешалки курточку Алишера.
– Ты смотри там, веди себя… осторожно! – успела шепнуть сыну на ушко Диля. Хотела сказать – «хорошо», да самой собой вдруг вырвалось это «осторожно». – Ни в какие взрослые разговоры не вступай, помалкивай больше…
– Ладно, мам. Я понимаю.
– Алик! Пусть Алик! – заблажила вдруг не своим голосом Машка, когда Гриша попытался застегнуть ей молнию на комбинезоне.
– Давай уже застегну, апа… – ласково прожурчал Алишер, поворачиваясь к девчонке.
– Как? Как ты ее назвал? Апа? – зашелся тихим смехом Гриша. – Это что такое?
– Ну, это у нас так к девушкам, к женщинам обращаются… – досадливо покосившись на сына, принялась торопливо объяснять Диля. – Когда хотят выказать любовь и уважение, говорят – апа…
– Я – апа! Я – апа! – радостно запрыгала к дверям Машка, подхватив для полного счастья еще и Шурика на руки, и Диля закрыла глаза, со страхом представив себе, как они там, в гостях у грозной Гришиной матери, с этой «апой», с Алишером и с Шуриком уживутся…
– Когда хоть вас ждать-то? – тоскливо проговорила она в Гришину спину.
– Не знаю. Насколько у маман терпения на этот детский сад хватит. Я думаю, ненадолго.
Оставшись одна, Диля медленно прошлась по будто оглохшей без детских голосов квартире, потом уселась на диван, подтянула колени к подбородку. Внутри было неприютно, словно находилась она сейчас не в теплой уютной гостиной, а на холодном пыльном сквозняке, и почти физически чувствовалось, как ощущение смутной неприкаянности поднимается из солнечного сплетения и идет дрожащим холодком к горлу. Нет, зря она все-таки Алишера от себя отпустила. Еще неизвестно, как поведет себя эта незнакомая Гришина матушка, вдруг чем обидит мальчишку…
Вообще, можно было бы сейчас и поплакать на воле, да, однако, не получалось. Она и вздыхала горестно, и лицом слезно и соответственно куксилась – слезы не шли. Черт его знает почему. Тонкая эта субстанция – слезы. Когда нельзя плакать – они тут как тут, когда можно – сидят внутри, и ничем их наружу не выманишь. Хорошо, что глаза начали слипаться, лучше и впрямь уснуть, быстрее время пройдет…
Приснился ей яркий сон, будто вспыхнул в мозгу странной короткой картинкой. Будто сидят они все – Лара с Гришей, она, Алишер с Машкой на скамейке под цветущим персиковым деревом, там, в их душанбинском дворе. Плечом к плечу сидят, ничего не говорят, только улыбаются довольно, как будто щелчка фотоаппарата ждут. И на душе у Дили светло и празднично, и чувствует она себя вроде как хозяйкою положения, как мать большого и дружного семейства. Даже уходить из этого сна не хотелось. Но что-то будто толкнуло в плечо, и она встрепенулась, подняла от коленок голову, огляделась. Обстановка чужого дома тут же полезла в глаза, напомнила о себе усмешливо – ишь, размечталась короткими снами, чужачка! Вот приедет скоро настоящая хозяйка, и уйдешь отсюда. Потому и нечего себе всякими снами голову морочить.
