– Одалживать?
– Скажем, раз в неделю. Он мог бы приносить мне покупки. Ох уж это ползание по горкам, Анри, – вниз хуже, чем вверх. Мои старые колени уже не те, что прежде.
– Ну не знаю, – протянул дедушка. – Прямо сейчас это немного трудно: отца-то его нет. Не знаю, сможем ли мы обойтись без него.
– А я вот что скажу, – не сдавалась вдова Оркада. – Я буду ему платить: кило мёда в неделю. Как вам такое? Это займёт не больше одного-двух часов, но было бы большим подспорьем.
– Раз в неделю, говоришь? – задумался дедушка. – Что ж, полагаю, мы сможем это устроить. Джо, а ты что думаешь? – Джо мрачно кивнул. – И когда ты желаешь, чтобы он приступил к работе?
– Прямо сейчас, – ответила вдова Оркада и протянула Джо бо́льшую корзину. – Ну, идём со мной, мальчик, я тебя не съем. Пойдём.
Дедушка рассмеялся им вслед и крикнул:
– И не забудь ему сразу заплатить сейчас! – Джо молча поплёлся за вдовой прочь из деревни.
Они сошли с тропинки и углубились в поля – тогда вдова впервые заговорила. Она поставила корзину на землю и наклонилась над ней, упёршись руками в колени и тяжело дыша.
– С вами всё хорошо? – спросил Джо.
Она кивнула и подняла голову:
– Прости, Джо, но ты единственный, кто знает, и я могу попросить только тебя. Не то чтобы я не доверяла твоему деду, но чем меньше народу знает, тем меньше опасность. – Она медленно выпрямилась. – Теперь их пятеро, Джо. Пять детей, о которых надо заботиться, и скоро придут ещё. Бенжамин так и валяется со своей щиколоткой, даже встать не может, но если бы и мог, то им всё равно не пройти через горы – столько там солдат. Что нам делать? Мы не можем отослать детей обратно, откуда они пришли, и не можем увести их туда, куда им надо. – Она закрыла лицо уголком шали. – Не знаю, что я буду делать, Джо, сколько я их ещё прокормлю. А этот Арман Жолле в лавке – он начинает подозревать, я вижу. И нельзя его винить: я в жизни не покупала столько еды, как сейчас. И то, что я покупаю, я не могу донести сама, Джо. Силы мои уже не те. Мне понадобится вся помощь, которую ты сможешь оказать.
Глава 5
Враждебность по отношению к немецким оккупантам была молчаливой, но время шло, и оказывалось, что их всё труднее ненавидеть. Они вели себя тактично, даже скромно, ненавязчиво. Ничьих домов не обыскивали. Никаких иностранных оккупантских флагов над деревней не вывешивали. Лейтенант Вайсманн казался столь же надёжным, как его слово. Два сообщества существовали бок о бок, но по отдельности, уважительно игнорируя друг друга. Кто-то из солдат ходил в церковь по воскресеньям, и среди них лейтенант Вайсманн. Отец Лазаль любил играть на органе, и лейтенант, похоже, разделял эту страсть. Отец Лазаль с превеликим удовольствием позволил ему заниматься на церковном органе. Многие солдаты приходили по вечерам в кафе, но и там садились отдельно – по крайней мере, поначалу. Однако вскоре выяснилось, что двое или трое из немцев сражались в битве при Вердене во время Первой мировой, и не так уж много времени понадобилось, чтобы бывшие враги начали обмениваться воспоминаниями, без всякой злобы с какой-либо из сторон. Наоборот, их общие страдания, казалось, изгнали взаимное недоверие и осторожность.
Джо бы в жизни не поверил, что такое возможно, но даже дедушку удалось втянуть в эти моменты ностальгического самолюбования. Как-то раз в обед Джо выходил из школы и заметил дедушку возле кафе. Он был погружён в беседу с немецким солдатом: тот возвышался над ним, словно огромный дуб. На форме его были полоски – капрал, сказал дедушка. Кроме лейтенанта Вайсманна, только капрал хорошо говорил по-французски и не упускал возможности попрактиковаться в языке с детьми, у которых стал любимчиком – по большей части из-за того, что носил с собой неиссякаемый, казалось, запас конфет. Он предложил конфетку Джо всего пару дней назад. Джо взял её, но совесть в нём победила, и он выплюнул конфету за углом – и немедленно пожалел, увидев, как её с удовольствием поедает Руф.
Капрал улыбнулся, увидев проходящего Джо, а дедушка выглядел несколько смущённым. По дороге домой он объяснился.
– Трудно поверить, – сказал он, – но очень похоже, что мы с этим капралом стреляли друг в друга под Верденом. – Он покачал головой. – Ему всего шестнадцать было. Комиссован, так же как и я. – Тут он поймал взгляд Джо и умолк.
Единение старых солдат сломало последний лёд, и с этого времени деревня успокоилась и привыкла к новой обыденности – к тому, что её оккупировали.
Юбер поначалу казался более злопамятным, чем большинство деревенских, и, поскольку его ничего не сдерживало, вёл себя куда более смело. Он постоянно фыркал и издавал непристойные звуки, завидя немцев на улицах, но те только смеялись и делали то же самое в ответ. Это стало взаимной игрой, которая приводила в восторг Юбера и развлекала немцев. Вскоре все уже знали, как его зовут. Немцы давали ему шоколадки и позволяли чистить лошадь лейтенанта Вайсманна. Юбер был счастлив, а тот, кто радовал Юбера, не мог не прийтись по душе всей деревне.
Арман Жолле не очень-то нравился Джо и до того, как застрелил медведицу, но теперь – ещё меньше. С прибытием немцев дела в его лавке пошли в гору. У солдат водились деньги, а тратить их было негде – кроме лавки и кафе, которые оба принадлежали семье Жолле. Никто больше в деревне не опускался до подхалимства, кроме Армана. Он всегда провожал солдат до дверей лавки, открывая их перед немцами. Он кланялся и расшаркивался так, что Джо со стыда был готов умереть, видя это – а в эти дни он частенько наведывался в лавку, покупая еду для вдовы Оркада. Теперь дважды в неделю в любую погоду он карабкался по склону, руки его болели под тяжестью корзин. Теперь детей стало восемь, сказала вдова Оркада. Джо ни разу не довелось увидеть никого из них, кроме Лии, но её он тоже не видел уже некоторое время. Ему ужасно хотелось пробраться в хлев и посмотреть, но он знал, что не следует этого делать. Открывал дверь и забирал корзины обычно Бенжамин. Он всё ещё прихрамывал на повреждённую ногу. Джо всегда приглашали в дом, но не позволяли подольше побыть в тепле кухни. «Твой мёд, Джо, – говорила вдова, подталкивая горшочек к нему через стол. – А вот список на следующий раз». И потом он снова оказывался во дворе перед закрытой дверью. Он понимал, почему ему нельзя там долго оставаться: вдова имела привычку повторяться и уже несколько раз говорила ему: «Ты должен запомнить, Джо: для всех в деревне ты просто на побегушках у вдовы Оркада и не очень-то рад этому. Бог знает, кто наблюдает за твоими приходами и уходами, но ты должен делать именно так: приходить и сразу уходить. Мы же не хотим, чтобы люди начали задавать вопросы, верно? Лучше пусть всё будет так». Джо понимал, что она права, но всё равно ему было обидно, да и вопросы в любом случае уже начались – вопросы, на которые он не мог ответить.
Как-то днём в ту зиму месье Жолле поймал Джо за руку на выходе из лавки:
– Ты не знаешь, что она делает со всей этой едой? Что-то там нехорошее, а?
В этот момент дверь открылась, и вошёл капрал с белыми от снега усами.
