Я подошла к нему почти вплотную и заявила:
– Вот именно. По пошлым и кабацким. Тебе нравится, когда я с тобой заигрываю, лицемер!
Как все просто. Он сразу помрачнел и перестал хорохориться.
– Предупреждаю. Выбери другую линию защиты! Эта – опасна для здоровья.
Я вдруг почувствовала ужасную усталость, ссориться с ним не хотелось, не хотелось вообще ничего.
– А сам-то? К чему этот экскурс в прошлое? Думаешь, причинишь мне боль, и твоя собственная станет меньше? Не станет. Время – оно как анальгетик: боль притупляет, но раны не лечит. Их больше нет – твоей мамы и моих родителей. Делая друг другу гадости, мы ничего не изменим в их прошлом, зато свое настоящее точно превратим в ад. Ты этого хочешь?
Войнич молчал, продолжая сверлить меня непроницаемым взглядом. Ладно, на диалог рассчитывать не приходится, придется продолжать монолог.
– Мы оба сломаны прошлым, и выбор у нас небольшой: изводить друг друга, бередя старые раны, или оставить мертвых в покое и думать о живых. Галю Шолохову еще можно спасти, поэтому я выбираю второй вариант. А что выберешь ты, чемпион?
И снова целая минута ушла на игру в гляделки, у меня даже шея затекла (учитывая его рост, мне всегда приходилось смотреть снизу вверх).
Наконец Войнич отвернулся, проворчал: «Не задерживайся! У меня еще дела», – и, не оборачиваясь, направился к подъезду.
Я пулей ворвалась в квартиру и повисла на руках у бабушки, изо всех сил изображающей строгость и холодность.
– Привет, бабуля! Не ждала тебя так рано.
– Где ты была? Я полтора дня до тебя дозвониться не могла, приехала вчера вечером, а тебя нет! Ты хоть представляешь, как я испугалась? – строго отчитывала непутевую внучку Василиса Аркадьевна.
– Прости. – Я успокаивающе гладила ее по волосам и вздрагивающим от волнения хрупким плечам. – Сотовый забыла зарядить, я ведь им редко пользуюсь. А на домашний ты, наверное, звонила, когда я по делам отлучалась.
– Это из-за каких же дел ты дома не ночевала?! – продолжала возмущаться бабушка, правда, уже гораздо добродушнее.
Я уткнулась лицом ей в плечо и с удовольствием вдохнула родной, знакомый с детства запах ванили и обжаренных кофейных зерен.
– Разыскиваю одну девочку, пришлось съездить в Москву.
Бабушка отстранилась и внимательно посмотрела на меня своими удивительными зелеными глазами. Их яркий изумрудный цвет не изменили ни время, ни пережитые горести, которых на ее долю выпало предостаточно.
– А где ночевала? – Все, обида сошла на нет, в родном голосе ни подозрения, ни упрека – лишь тревога за внучку.
Для нее я всегда буду малышкой, которую нужно защищать от враждебного мира.
– У новых знакомых, заинтересованных в этом деле. Все в порядке, бабуль. Прости, надо было оставить записку, но я просто не ждала тебя так рано.
– Я соскучилась, – призналась Василиса Аркадьевна, снова притягивая меня к себе. – Не привыкла расставаться с тобой надолго. В гостях хорошо, а сердце не на месте, все думаю, как ты тут. А эти знакомые, они точно не…
«Не опасны», – видимо, имелось в виду. Эх, знала бы она, у кого именно я ночевала!
– Точно. Говорю же, все в порядке, волноваться не о чем.
– Ладно, иди мой руки. Сейчас что-нибудь на ужин соображу.
Я расцеловала ее в щеку и неохотно освободилась из теплых уютных объятий.
– Извини, я отлучусь ненадолго. Сосед сверху попросил помочь разобраться с одной проблемой.
– Сосед сверху? – удивилась бабушка. – В семнадцатой кто-то живет?
– Да, я вас потом познакомлю. Приду как раз к ужину.
* * *
Захватив медальон с волосами Ларисы, я выскользнула в коридор, прежде чем родственница успела возразить.
Дверь семнадцатой квартиры была приоткрыта – хороший знак, учитывая то, как мы расстались.
Услышав скрип двери, Войнич выглянул в коридор и кивком пригласил меня войти.
Мы оказались на кухне. Какой разительный контраст по сравнению с московской! Размер комнаты просто крохотный, мебель – так себе. Никакого шика и дорогих брендов. Интересно, каково ему, с детства привыкшему к роскоши, жить в подобной обстановке?
– Сядь туда! – Он указал на застеленное свежей простыней кресло.
– А простыня зачем? Вместо савана? Завернуть остывшее тело?
Войнич поморщился и проворчал:
– Заметь, ты первая меня провоцируешь, а потом обвиняешь в нападении. Просто не хочу, чтоб ты и здесь мне все кровью испачкала.
Я чуть не продолжила: «моей генетически опасной кровью», но, к счастью, вовремя прикусила язык. Он прав – лучше не нарываться.
Новая упаковка бумажных носовых платков рядом с небольшим телевизором, видимо, тоже предназначалась мне – весьма предусмотрительно.
– Ты прав, на разборки времени нет, а меня теперь еще и бабушка ждет. Давай начинать.
– Что именно ты собираешься сделать?
– Хочу пересмотреть пару недель жизни Ларисы до ее исчезновения.
– Пару недель?! – испугался Алан. – Сколько же времени на это уйдет?
– Семи минут вполне хватит. Это в нашей физической реальности время линейно, за ее пределами все иначе. Транс – измененное состояние сознания, в нем прошлое, будущее и настоящее существуют одновременно.
– А этой, как ты ее там назвала, установкой без наблюдателя нельзя обойтись?
– Нет. Если бы она умерла два-три месяца назад, это бы сработало, но прошло слишком много времени, душа давно в другом теле – ничего не получится. Все, погружаюсь… – Я начала мысленный отсчет.
Воздуха не хватало. Шея болела от затягивающейся удавки, но темнота медленно отступала. Сначала я услышала голоса, потом увидела яркие цветные пятна, которые постепенно слились в испуганное бабушкино лицо. Она без конца повторяла мое имя и трясла за плечи.
– Бабуль, все в порядке, сейчас… – Я попыталась встать, не получилось – комната расплылась перед глазами все теми же разнокалиберными цветными пятнами.
Бабушка подхватила меня и бережно посадила в кресло, не переставая причитать:
– Я так и знала, что ты что-то затеяла! Ну разве так можно?! А вы, молодой человек, принесите полотенце и холодную воду, немедленно!
Жаль, я не видела лицо Алана в этот момент. Очевидно, он послушался неукоснительно, потому что она тут же принялась вытирать полотенцем неизменное носовое кровотечение, а через минуту оно стало влажным – вода подоспела.
Я откашлялась и окончательно пришла в себя.
– Со мной все в порядке, правда, пойдем домой.
Она молча помогла мне подняться и повела к выходу.
