– Ладно. На меня пару раз накатывали приступы неконтролируемой агрессии во время соревнований, – неохотно признал он. – Испугался, что однажды это окажется сильнее меня, и ушел, сославшись на несуществующий перелом. Я сознательно принял решение, псих на такое не способен.
– Я не считаю тебя психом, хотя с контролем у тебя не все в порядке.
– Я тебя все еще не убил и даже ни разу не ударил, что это, если не подвиг сдержанности?
– Ты не вывел меня из транса, – с улыбкой напомнила я.
Он и бровью не повел.
– Ждешь извинений?
– Нет, в чудеса не верю. Просто признай, что я не сумасшедшая.
– После твоих рассказов о переселениях душ?
Алан отрицательно покачал головой, но в голосе не было прежней уверенности, да и арктический лед заметно подтаял.
– Мне дано видеть то, что не видят другие. Возможно, именно для того, чтобы хоть как-то искупить прошлое отца. У меня здесь что-то вроде анонимной благотворительной организации. Тебе тоже есть что искупать, присоединяйся.
Его глаза снова потемнели от досады.
– Нечего мне искупать! Тот тип был насильником, он заслужил такой конец!
– Так ты совершил правосудие? Браво, кровавый Зорро!
Он закатил глаза и, отмахнувшись, молча направился к выходу.
– Не хочешь мне помогать – хотя бы не мешай, – устало попросила я.
Алан неохотно обернулся и некоторое время напряженно буравил меня странным взглядом.
– У тебя кровь идет, – холодно напомнил он и ушел по-английски, не прощаясь.
Я посмотрела на календарь – пятнадцатое июня, Ларису похитили семнадцатого. Если моя теория верна, через два дня Гале станет хуже. Не знаю точно, когда убили ее юную тетю, но в заточении она провела не менее трех дней.
Если ничего не сделать, Галю ждет та же участь: она погибнет на больничной койке, испытав все то, что пережила Лариса Малинина пятнадцать лет назад.
* * *
В казино идти не хотелось. После последнего транса меня еще мутило и штормило от непроходящего головокружения, но перспектива отделаться от Громова на целый месяц казалась очень уж соблазнительной.
К восьми я была готова. Облачилась в свое единственное вечернее платье – черное мини с нескромным декольте. Обнажившуюся территорию я старательно замаскировала подходящей бижутерией и распустила волосы. Краситься не стала принципиально – не люблю.
Громов появился ровно в восемь и ни минутой позже. Выглядел он гораздо приветливее, чем вчера, видимо, решил сменить тактику, пока не выяснил степень исходящей от меня угрозы.
– Совсем неплохо для провинциальной ведьмы, – одобрил он, окинув меня оценивающим взглядом.
– Перебесился? – невинно поинтересовалась я.
– Сама виновата. Не надо будить во мне зверя.
– Можно подумать, он когда-нибудь спит, – не удержалась я от колкости и, решив не испытывать судьбу, сменила тему: – Как там дело Вали, продвигается?
– Отлично, у меня уже двое подозреваемых – выбирай любого.
– Синицын? Он что-нибудь рассказал?
– Конечно, как миленький, я ведь лично допрашивал.
Мне стало не по себе: а не поторопилась ли я сдать капитана этому оборотню в погонах?
– Ты же его не бил, надеюсь?
– Обижаешь, я не применяю физическое насилие.
– Давно ли? – Я вспомнила невольно подсмотренные факты из его биографии. – Раньше еще как применял.
– Молодой был, неопытный. Не понимал, что есть более действенные методы, – хищно осклабился мерзавец. – Идем, а то еще до места около часа ехать.
Перед домом стояла серебристая «Лада Приора», не новая, но в хорошем состоянии.
– Всего лишь? С твоим пафосом я ожидала лимузин или «Кадиллак».
– Вот ты и поможешь мне на них заработать. – Громов, воплощенная невозмутимость, открыл мне дверцу и сел за руль. – Сегодня. Заметь, я не спрашиваю, получится ли у тебя, потому что результат должен быть только один, иначе…
– Вот и не спрашивай, и уж тем более не угрожай, – спокойно предупредила я. – Я не даю обещаний, которые не могу выполнить.
– Так в себе уверена? – одобрительно хмыкнул Громов и завел мотор, машина резко сорвалась с места. – Мне это нравится.
– Что рассказал Синицын?
– Важно не то, что он рассказал, а то, что пытался скрыть. Оказывается, несколько лет назад одна девица обвинила его сына в изнасиловании. Срок ему дали небольшой, а потом и вовсе оправдали, когда выяснилось, что обвинение было ложным. Но за пару дней до этого парня убили в тюрьме во время драки сокамерники. Синицын, когда узнал, слетел с катушек и ту девицу чуть не задушил – еле оттащили. С тех пор он вообще женщин недолюбливает, считает всех шлюхами.
– Как ты это узнал?
– Не важно, у меня свои методы. Не смотри так, я ничего не придумал – свидетели есть. Один коллега здесь как раз в то время работал.
– А Валя?
– Она пришла в отделение вечером двенадцатого примерно в двадцать три сорок и заявила, что ее изнасиловал небезызвестный тебе Руслан Василенко. Ну а Синицын вспомнил историю с сыном, психанул и придушил ее, – невозмутимо сообщил Громов, выруливая на трассу.
– Это тоже запротоколировано? Он сам тебе сказал?
– Не сегодня завтра скажет, – заверил Громов.
Я невольно поежилась. Вот ведь гад! Уже все за всех решил.
– А пока что говорит?
– Что не принял заявление и просто выгнал ее.
– Возможно, так и было, позволь мне…
– Не позволю, – отрезал Громов. – Опять поводишь над ним руками и снимешь все обвинения? На меня давят. Мне нужен результат, а не туманные видения! Василенко пришлось пока отпустить под подписку, но Синицына я посажу, не сомневайся. Или все-таки Василенко, я пока не решил – хорошо, когда есть выбор.
– Ну и сволочь же ты, – констатировала я, в который раз пожалев, что рассказала ему о Синицыне, не выяснив все до конца.
– Она самая, – беззлобно хмыкнул Громов. – Зато я честнее тех, кто играет в рыцарей и праведников, – по крайней мере, ничего из себя не строю.
Немудрено – много ли построишь из фальши, эгоизма и жестокости?
«Три кита» на первый взгляд казался обычным ночным клубом. Собственно, таким он и был для большинства непосвященных посетителей, а еще дешевым отелем, где сразу после танцев и возлияний влюбленные парочки могли снять комнату, чтобы предаться страсти.
И только немногие избранные, проверенные временем и снабженные рекомендациями завсегдатаев, допускались в небольшой звукоизолированный зал, в котором меньше чем за вечер можно было проиграть все, вплоть до собственной жизни, или выиграть возможность начать новую. Впрочем, по-настоящему крупных ставок здесь не делали, но прибыль заведение получало немалую.
