– Развод людей на деньги и потенциальная угроза их жизни и здоровью, – сердито закончил он.
– Словом, ничего кроме личной неприязни ты мне предъявить не можешь. Это несправедливо, ты же не видел, чем я занимаюсь.
– Хочешь меня удивить? – угрожающе процедил он.
– Хочу объективности, зайди на минутку. – Я открыла дверь своей квартиры и отступила, приглашая его войти.
Он колебался, переводя взгляд с меня на дверь.
– Боишься оказаться в логове дочки маньяка?
– Бояться нужно тебе! – Парень неохотно вошел в квартиру и остановился в прихожей, видимо, не собираясь идти дальше. – У тебя пять минут, – сухо отчеканил он.
– Что, даже чаю не выпьешь?
– Четыре пятьдесят семь, – холодно сообщил спортсмен, сверившись с дорогими наручными часами.
– Ладно. – Я прикрыла дверь и остановилась напротив. – Ты что-нибудь слышал об экстрасенсах? Я могу лечить многие болезни: понижать высокое артериальное давление и уровень сахара в крови, останавливать кровотечение, снимать боль разного характера и делать много других полезных вещей.
– Четыре сорок восемь.
Я вздохнула, вербальным общением его не пронять, попробую иначе.
– Дай мне руку.
Серые, цвета расплавленного серебра глаза возмущенно распахнулись.
– Совсем обнаглела?! Хочешь на мне поупражняться?!
– Значит, веришь?
– В то, что ты вторая Ванга? Нет, конечно!
– Тогда чего тебе бояться? Дай руку.
– Я не боюсь – противно к тебе прикасаться!
Я пожала плечами и протянула ладонь:
– Пять секунд потерпишь. Где твоя чемпионская выдержка?
Он долго буравил меня свирепым взглядом, потом брезгливо протянул руку.
Я прикоснулась к ней и закрыла глаза.
– Ты меня ненавидишь, – со вздохом констатировала очевидное через некоторое время.
– А ты сомневалась? – Алан с видимым облегчением отдернул руку.
– Нет, но теперь ощутила физически.
– Для этого не нужно было устраивать дешевый спектакль с прикосновениями, – процедил он презрительно и посмотрел на часы. – У тебя еще две минуты, или на этом все спецэффекты закончились?
– Зря ты не пришел на повторное обследование к доктору Германову, он ведь предупреждал, что после аппендэктомии могут возникнуть осложнения. Там сейчас спайки формируются, отсюда периодические тянущие боли, которые, кстати, тебя сегодня утром беспокоили. Нужно было послушаться Владимира Борисовича, а теперь он в Германии на специализации, придется обращаться к Карабасу-Барабасу.
– К кому? – уточнил ошеломленный парень.
– К доктору Любомирову, ты ведь так его мысленно называешь. Он тебе не нравится из-за слишком громкого голоса и неприятного запаха изо рта, хотя специалист хороший – ничуть не хуже Германова.
– Как ты… – Войнич посмотрел на меня так, словно увидел впервые. – Что ж, ты доказала, что я на верном пути.
– В каком смысле?
– У тебя действительно есть способности, а это еще опаснее. Я приложу все усилия, чтобы прекратить твою практику.
Ладно, этот номер тоже не прошел. Попробую проявить смирение и надавить на жалость. В отличие от Громова, этот хоть на человека похож, может, и сработает. По крайней мере, свернуть мне шею лично Войнич не мечтает – в его мыслях только горечь и ненависть, а не жажда крови.
– Хорошо, но сначала помоги мне с делом последней клиентки, той, что приходила сегодня. Я с ней не закончила.
Он нетерпеливо отмахнулся, отрезав:
– Откажи ей.
– Как? Поможешь написать объяснительную речь: простите, но из-за одного предвзято настроенного типа я вынуждена оставить вашу дочь погибать. Не беспокойтесь, она не будет мучиться слишком долго – умрет до конца этого месяца. Приблизительно так. Подпишешься?
Войнич поморщился.
– Давай без пафоса! Женщина, что к тебе приходила, явно не из бедных провинциалов. Если бы ее дочь умирала, то была бы сейчас не в этом захолустье, а в какой-нибудь заграничной клинике!
– Она уже побывала во всех клиниках, какие только есть, к тому же никто пока не знает, что девочка умирает.
– Никто, кроме тебя? – ядовито уточнил он.
Я кивнула и только сейчас осознала сказанное. До этого момента я и сама не понимала, что происходит, а вот теперь кусочки пазла встали на свои места, но многое еще следовало проверить.
– Гале двенадцать лет, она с раннего детства страдает необъяснимыми приступами асфиксии, которые обостряются в июне. Медицинское вмешательство не помогает, обследование физических отклонений не выявило. Скорее всего, речь идет о психологическом факторе.
– И?
– Я знаю только, что это каким-то образом связано с другой девочкой – Ларисой, ее родственницей, бесследно пропавшей пятнадцать лет назад. О ее судьбе до сих пор ничего не известно.
– И ты можешь помочь? – Он больше не морщился, а за деланым безразличием скрывалась легкая заинтересованность.
– Думаю, да. Если ты примешь мое вчерашнее предложение о взаимовыгодном сотрудничестве. – Стоит попытаться еще раз. Пусть лучше будет рядом, чем строит козни за спиной.
Ненадолго же хватило чемпионской выдержки – губы Войнича снова искривила брезгливая усмешка:
– И в чем же выгода для меня?
– Иногда, чтобы понять суть явления или причину болезни, мне приходится входить в транс. Если пробуду в таком состоянии больше семи минут – могу не вернуться. Для этого и нужен ассистент – выводить из транса. Только представь, у тебя появится возможность уничтожить меня, даже не нанимая киллера. Достаточно будет не разбудить вовремя.
– Звучит заманчиво. – Алан задумался. – И ты готова доверить мне свою жизнь?
– Это лучше, чем постоянно ждать удара из-за угла. Предпочитаю играть в открытую. Если согласен, приступаем прямо сейчас. Времени у нас мало.
От нас Войнича опять покоробило, но на часы он больше не смотрел.
– Ладно, только не вздумай меня обмануть. Что нужно делать?
Я провела его в гостиную, взяла в руки принесенный Алиной медальон с фотографией Ларисы и прядью ее волос.
– Сядь туда, – кивнула на самое дальнее кресло.
Как ни странно, он послушался без пререканий, хотя и следил за моими действиями по-прежнему настороженно и недоверчиво:
– Что ты будешь делать?
– Я собираюсь стать Ларисой, пропавшей девочкой. Попробую считать информацию через ее волосы. Узнаю, что случилось с ней тогда – пойму, что происходит с Галей сейчас. Твоя задача – следить за временем. Часы на стене. Семь минут – максимальный предел, потом ты меня разбудишь. Я могу кричать, метаться, задыхаться, не вмешивайся, пока не пройдет хотя бы пять минут. Иначе ничего не успею.
