Чекмарева знала все базары и всех на базарах. Она вечно что-то придумывала, устраивала званые обеды, экскурсии и увеселительные поездки — развлекала себя и гостей как могла. 20 мая отвезла англичанок в Общественный сад на обряд благословения святой водой. На следующий день пригласила на церковную службу в честь святого Николая, оказавшуюся длинной, монотонной и ужасно неинтересной.
Двадцать третьего мая подруги вместе с неутомимой Чекмаревой поехали смотреть на бриг «Аракс», стоявший в бакинской бухте. Их сопровождал командир корабля, капитан-лейтенант Владимир Фофанов, — крупный, рыжий, грубый, дравший с команды три шкуры. Меж собой матросы называли его Фофан, кляли последними словами и пугали молодых, еще не покалеченных «крючков» рассказами о том, как он педантично, одним богатырским ударом вышибал десяток зубов, как сек за любую оплошность и какие увеселения устраивал — скручивал провинившихся в веревочные мешки и подвешивал на реях, и так они висели час, два, иногда сутки. Эту капитанскую умору матросы прозвали «райскими садами Фофана».
Рыжий капитан-лейтенант помог гостьям взобраться по трапу и провел по бригу. Листер не могла ни к чему придраться — все вычищено, вымыто, отполировано, будто «Аракс» спустили на воду только вчера, хотя он крейсировал уже год: «Всюду чистота и хороший порядок. 12 орудий, но гнезд 14. Помимо Фофанова здесь еще 3 офицера, 40 матросов, хотя фактически 35 — пятеро отправлены на берег обставлять дом капитана. Бриг очень хороший, вместительный салон, хорошая спальня рядом с кают-компанией для Фофанова и его супруги, дамы 21 года, — они женаты 6 лет. В каюте Фофанова два книжных шкафа с французскими переводами Байрона, Вольтера, Руссо и т. п. У каждого офицера своя каюта. Один из них, мичман [Машков], хорошо рисует, он сын художника, создавшего картины о Польской кампании. Мичман также собирает раковины и принес несколько коробок с ракушками, найденными у Каспия. Фофанов выбрал и подарил мне несколько. В их кают-компании я не могла распрямиться — низкие потолки. В кормовой части брига есть большая кухня с очагом для готовки, а также маленькая каюта шкипера и счетовода. В трюм не заглядывала».
Еще Анне очень хотелось побывать на нефтяных промыслах в селе Балаханы, о которых столько писали в газетах. Чекмарева все быстро устроила и поехала вместе с англичанками, прихватив за компанию Фофанова. Когда их дрожки наконец остановились, Листер проворно соскочила, взяв с собой только инструментарий — термометр, пинцет, пару колбочек, ватку и сантиметр. Энн она оставила на попечении полковницы и учтивого огненно-рыжего капитана.
Листер вновь почувствовала научный азарт — бодро перебегала от колодца к колодцу, рассматривала, промеряла, обнюхивала, вливала коричневатую жижу в пробирки и все увиденное и обмеренное скрупулезно фиксировала в записной книжке: «Подошли к двум строениям. В одном несколько скважин или резервуаров (неприродных), куда нефть доставляют и где ее хранят. Второе здание соединено с первым подземным дренажем, расходящимся на несколько рукавов и заполняющим одновременно несколько резервуаров. Устроено все изобретательно и экономно по проекту майора Воскобойникова, который сейчас находится в Баку. Каждый резервуар спроектирован так, чтобы его можно было заполнить доверху. Здесь имеются три резервуара для нефти — на 25, 5 и 10 хальваров соответственно. 1 хальвар = 20 пудов, 1 пуд = 40 фунтов русских или 36 фунтов английских. Дистиллированная нефть стоит 3 рубля за пуд, «черная», то есть природная, неочищенная, = 2 рубля за пуд. В год сейчас добывают нефти: около 500 хальваров из моря и 1200 хальваров из подземных источников. Получают годовой доход 130 тысяч серебряных рублей, исключая оплату труда рабочих, починки и т. п. (что составляет 22 тысячи серебряных рублей в год)… Рядом есть караван-сарай или здание для хранения белой нефти — ее хранят в жбанах (кувшинах), похожих на персидские амфоры, в каждый помещается половина хальвара… Примерно в одной версте отсюда находятся 85 природных нефтяных скважин в радиусе 5 верст — они отделаны деревом, каждая размером 2 на 6 квадратных фута. В год производят нефти на 1 миллион рублей ассигнациями. Подъехали к скважине в 14 саженей (туазов). Она дает 14 пудов нефти в день. Если человека или собаку опустить в нее на 4 туаза, они умрут. Мы видели, как человек готовился к спуску в скважину, и я рассмотрела его дыхательный аппарат — это длинная металлическая трубка и кусок ткани, смоченный маслом. Меня очень удивил способ спуска рабочего — с помощью барабана с двумя лебедками, к которому была привязана веревка, а другой ее конец завязан узлом под подбородком несчастного. В одной руке он держал дыхательную трубку, а другая во время спуска оставалась свободной. Потом, когда приходило время его поднимать, рабочий внизу кричал словно от горя — и его тащили наверх. Вид у него был крайне несчастный — и это можно понять, ведь веревка вокруг шеи может его задушить. У них здесь все еще нет стальных муфт карабинов, к которым можно было бы пристегнуть рабочих для спуска. Мне сказали, что за каждый бочонок мазута, который трудяга достает из скважины, он получает 1 рубль серебром».
И тут ей снова напомнили о времени — о том, что уже пять часов, что все устали, особенно госпожа Чекмарева — та сидела поодаль, в тени, на шатком ящике, красная, полная, отдувалась, обмахивалась платком, утирала лицо. Уже пять — нужно спешить. Их ждали неугасимые огни и молчаливые стражники, индусы с шоколадной кожей и горящими как уголь глазами.
Нефтяная добыча в Баку
Атешгях, Дом огня, мощный каменный храм, был возведен два столетия назад. При нем жили индусы — грелись у пламени, убедительно камлали в своих кельях на потеху доверчивым туристам, получали за глубокомысленное мычание щедрые подаяния и еду. Огни горели повсюду — и внутри Атешгях, и на десяток верст вокруг. Казалось, солнце никогда не заходило. Горизонт был в вечном пожаре, и над ним, высоко, в густом сиреневом поднебесье, колыхались, танцевали, облизывали стальное лезвие оттоманского месяца оранжевые языки божественного неугасимого пламени.
Багровая, распаренная госпожа Чекмарева, терпя жажду и ноющую боль в одутловатых ногах, с трудом вылезла из дрожек и, переваливаясь гусыней, повела англичанок показывать «храм чертей» — так его величала: «Со стороны он похож на крепость. Побеленные стены. Над входными воротами (очень узкими, всего 4 или 5 футов шириной) находится квадратная башня [балахана], окруженная по периметру деревянным балконом, в ней — чистая небольшая комната для гостей, с диванами и коврами. Храмовая площадь окружена многоугольником стен с волнообразными зубцами, здесь расположено около 21 кельи. В одной из них мы выпили чаю. Есть здесь келья для приема пищи, четырехугольная, с куполом и маленьким отверстием в нем, со скамьями, покрытыми коврами, и спальным местом. В ней очень жарко от огней. Во дворе есть два источника огня, превращенные в печи, и на одной из них человек жарил себе лепешку. Покрытие двора каменное, из застывшей лавы. В центре построен квадратный в плане храм с четырьмя трубами, из которых вырывается пламя. И в центре — алтарь с неугасимым огнем. Один индус, чтобы нас развлечь, плеснул на него ковш с холодной водой — пламя потухло, но в следующий же момент снова возгорелось. Оно красного цвета. Зашли в одну келью посмотреть службу. Вначале нам предложили кусочки сахара, разложенные на блюде, — за каждый следовало положить один серебряный рубль. У главного священника на лбу был нарисован символ — красный язык пламени между двумя черточками (это знак огня). Он пояснил, что поклоняется прежде всего Кришне, самому ужасному из триады индуистских богов, двое других — Рама и Вишну. В келье были еще два священника — один выглядел особенно серьезным и набожным. Здесь всего несколько небольших фигурок божеств, один колокольчик, две или несколько фигурок Кришны, а также раковина, в которую один из священников несколько раз подул, произведя резкие разнотонные звуки, а остальные били в цимбалы. Госпожа Чекмарева стала все трогать, и я увидела, что священники сразу быстро унесли все фигурки и тщательно вытерли раковину после того, как к ней притронулась Чекмарева. Потом мы перекусили холодным мясом и квасом. И отправились в сад, который индусы поливали из колодца, находящегося здесь же. Когда один из нашей компании зажег солому и бросил в колодец, произошел взрыв, будто зажегся фейерверк. Наши мужчины сказали, что это, вероятно, из-за сульфида, собиравшегося на поверхности колодезной воды».
