Мечеть в Баку. Открытка начала XIX в.
Ханский дворец в Баку
Подруги петляли по каменным желтым коридорам — Анна с картой, Энн — с компасом. Двигались на юго-восток, к морю. Мужественно терпели жару, вонь и мух. По дороге оценили печальную прелесть Сынык-кала, древней мечети, израненной русскими пушечными ядрами. Вышли наконец к Девичьей башне. С нее, согласно легенде, бросилась в море несчастная дева, не желавшая стать любовницей своего обезумевшего отца. Прошлись по набережной, рассмотрели серебрившиеся в дали острова Нарген и Вульф. В конце прогулки Баку подарил им теплый весенний дождь и двойную радугу: «Одна — мощная, красивая, словно арка, вторая — меньше, не так ярка, но столь же красива. Впервые вижу такое явление — двойную радугу».
Они жили рядом с базаром. И вечерами там бродили. Ничего особенного не нашли — все тот же плутоватый, горло дерущий, вечно обманывающий Восток, мешанина костюмов и языков, звуки торга и звуки работы и горы разного сомнительного и пряного товара — как всюду в этих крикливых диких краях.
Подарки от Чекмаревой
Комендантом города был полковник Чекмарев, до мозга костей военный, но знавший толк в красотах женских и красотах застольных. Каждую неделю он проводил по петербургской традиции журфиксы и по московской традиции — пиры. Голодным никто не уходил. Супруга полковника, Екатерина Глебовна, по традиции провинциальной лично составляла меню, командовала на кухне и кое-что приготовляла сама. Узнав, что в город пожаловали англичанки, тут же лично пришла к ним в гостиницу засвидетельствовать свое почтение. Плюхнулась в кресло, наболтала дюжину глупостей, отхлебнула из вежливости пустого чаю и отметила про себя, что обе они ужасно измучены, бледны, худы и похожи на заблудших в горах белых коз. Ей стало так их жаль, что в тот же день она прислала иностранкам «сливок, масла, маринада из птицы, нечто, похожее на колбасу из рыбы, кусок пирога из мяса птицы и две порции заварного крема».
Ежедневно утром, в обед и вечером добросердечная полковница Чекмарева отправляла подругам пышные корзины яств — хлеб, колбасы, головы сыра, пироги с жирной начинкой, жареных рябчиков, ватрушки с сыром. И каждый день, принимая их у себя, кормила бесконечными историями и пичкала едой. И какая это была еда! Супы говяжьи и супы куриные, заливное из свежевыловленной рыбы, каши из булгура, плов с шафраном, нутом и сухофруктами, картофель с жирными колбасами, горошком и зеленым салатом, телячьи головы, бычьи хвосты, ножки ягнят в остром бакинском маринаде, десятки пирогов с яйцом и шпинатом, мясом и куриной требухой, капустой и молодым картофелем, яблоками и творогом. Все это гости заливали белым вином и породистым шампанским Ruinart. На десерт подавали ватрушки, миндальные пряники, кофе, мадеру и любимый заварной крем, коронный десерт царицы застолий, полковницы Чекмаревой.
Между прочим она поделилась с заблудшими козами кое-какими кулинарными секретами. Листер их записала: «Соус от Чекмаревой на 4 или 5 персон. Взять 8 яичных желтков, хорошо взбить, добавить 2 чайные ложки сахарной пудры (расчет: по 2 ложки пудры на каждый желток), взбить до однородной массы. Затем включить спиртовку, поставить маленькую сковороду, влить туда массу, добавить 1 стакан вина или два стакана малаги, мадеры или другого похожего напитка — все это немного потушить, потом остудить и подавать. Этот соус очень понравился Энн — Чекмарева его подавала вместе с куриным мясом, но его можно подавать и с дичью, пудингом, спаржей, салатом и прочим. Рецепт паштета от Чекмаревой. 4 фунта муки, 2 фунта топленого масла — делаем тесто. Выкладываем часть теста вниз и на него слоями — начинку. Сначала — слой тушеного мяса, затем рыбу, затем мясо птицы с требухой, поверх — слой из креветок, кусочков яиц и сверху — мелко нарезанный фенхель. Потом еще один слой тушеного мяса, закрываем начинку тестом и запекаем в печи 45 минут. Этот питательный пирог называют здесь pastet. Он хранится две недели. Тушеное мясо для начинки она, кажется, делает так же, как его делаем мы в Англии, в горшочках. Для начинки можно использовать говядину, баранину или любое другое мясо».
За столом у Чекмаревой англичанки не только ели, но и вкусно беседовали — о многом, но чаще о дамском: базарах, журналах, тканях, погодах, модах и, конечно, кулинарии. Полковница говорила с той же поспешной жадностью, с которой ела. Анна едва поспевала за резвым бегом ее хаотичной (очень женской) мысли — факты срывались с уст неутомимой полковницы, словно шелуха жареных семечек. Анне хотелось запомнить и записать все — цены на шелка и абрикосы, названия украшений и замысловатые имена купцов, когда у них начинается сезон балов и когда сезон ветров, как ехать на арбе, не повредив костюма, торговаться с армянином, не повредив ума, и слезать с верблюда, не повредив дамской репутации.
«Она показывала нам свои шали и между прочим одну, которую назвала engelsheil — турецкая мануфактура, из верблюжьей шерсти, такие носят дамы в Турции, сказала, что ей нет сноса». Чекмарева хвасталась своими полувосточными вещами и великодушно оставляла их, чтобы мисс Уокер сняла для себя мерку: «Все утро Энн и Чекмарева были ужасно заняты — до и после завтрака они раскраивали и шили kaksiveika, кацавейку, тип короткой широкой турецкой шубки, по образцу и меркам кацавейки мадам Чекмаревой».
Они говорили и о поездке в Персию. Полковнице их планы показались смелыми, но реальными. Среди ее знакомых, между прочим, было немало столь же храбрых дам, путешественниц и военных: «Чекмарева рассказала, что в Петербурге сейчас живет примечательная особа, писатель и улан, служившая под началом полковника Брусилова. Император Александр I лично наградил ее орденом Cвятого Георгия (если я правильно услышала). Ее женскую фамилию Дурова он повелел заменить на мужскую — Александров, в свою честь». Анна покачала головой — увы, они не встречались с ней в столице и даже ничего не слыхали. И про себя пожалела, что упустила пикантную возможность посмотреть на даму-офицера. Впрочем, они еще доберутся до Петербурга — там их приятели, там ее Софья. В следующий раз она непременно пожмет мужественную руку госпоже Александрову.
Чекмарева, щеголиха и модница, держала гарем ушлых, змееподобных торговцев, сребролюбивых, угодливых и послушных, словно ханские наложницы. По хлопку ладоней они сказочным образом возникали в покоях полковницы вместе с бездонными коробами, откуда вытягивали парчу, меха, извлекали ковры, золото, витражи, опахала, серебро, зеркала, волшебные восточные драгоценные камни всех оттенков, названий и форм: «Ювелир показал мне кольца, перстни, наперстки, украшенные эмалью, — по 9 рублей серебром за штуку, прелестную эмалевую кружечку — за 30 дукатов или 90 рублей серебром. Мадам Чекмарева лично помогала нам выбирать драгоценные камни (изумруды и рубины) и упорно торговаться. В конце концов мы остановились на 13 дукатах и 1 рубле серебром за брошь, которую он обещался сделать за 10 дней… Потом пришел человек с тканями “тармалама” — я купила один отрез (14 аршин), он просил 30 рублей серебром, я сопротивлялась, возражала и в итоге купила отрез за 28 рублей серебром… Потом пришел какой-то индиец с кольцами из черепахового панциря. Я взяла одно — на время, попробовать его в носке. Потом вновь пришел ювелир — принес сделанную брошь — не такая красивая, как я ожидала: две персидские буквы со знаками (гласные буквы) и точками. Синие буквы на белой эмали, а должны были быть золотыми, но я выразила мое удовольствие и заплатила 40 рублей серебром».
