– У тебя была практика? – спросил капитан Лич.
Аллен ответил, как научил его Артур:
– Когда я служил на флоте, там была школа фармацевтов при морской базе в Грейт-Лейке. Я работал там в госпитале.
Это была не совсем ложь. Артур приобрел эти знания самостоятельно. Он ведь не сказал, что учился на медика.
На следующей неделе из тюремного лазарета позвонили, что доктор Харрис Стейнберг, директор медицинской части, хочет видеть Миллигана. Проходя по широким залам, Аллен заметил, что Ливанская тюрьма построена в форме гигантского девятиногого краба. Вдоль стен центрального коридора были расположены кабинеты. От него с разными интервалами и в разные стороны отходили коридоры с камерами. В лазарете Аллен ждал в комнате, отделенной непробиваемыми стеклянными перегородками, наблюдая за доктором Стейнбергом, пожилым седовласым человеком с добрым румяным лицом и мягкой улыбкой. Аллен заметил на стенах рисунки.
Наконец доктор Стейнберг жестом пригласил его войти в кабинет.
– Я так понял, что у вас есть опыт лабораторной работы.
– Всю свою жизнь я хотел стать врачом, – сказал Аллен. – И вот подумал: у вас тут столько народу, что не помешает поставить лишнего человека на анализы крови и мочи.
– Вы когда-нибудь занимались этим?
Аллен кивнул:
– Конечно, это было давно, и кое-что я подзабыл, но ведь вспомнить недолго. Я быстро все схватываю. Признаюсь вам, док: когда выйду отсюда, хочу работать в этой области. Дома я самостоятельно изучал книги по медицине. Особенно меня интересует гематология. Дайте мне шанс, док, не пожалеете.
Казалось, Стейнберга не убедила его болтовня, поэтому Аллен решил произвести впечатление другим способом.
– Чудесные картины, – сказал он, бросив взгляд на стену. – Я предпочитаю масляные краски акриловым, но у этого мастера хороший глаз на детали.
На лице доктора появился интерес.
– Так вы рисуете?
– Всю свою жизнь. Медицина – мой суровый долг обществу, а живопись – мечта невинной юности. Люди говорят, что у меня природный талант. Вы позволите написать ваш портрет? У вас выразительное лицо.
– Я собираю предметы искусства, – сказал Стейнберг. – И сам немного рисую.
– Я всегда чувствовал, что искусство и медицина сродни друг другу.
– Вы когда-нибудь продавали свои рисунки?
– Так, кое-что: пейзажи, натюрморты, портреты. Я надеюсь, у меня здесь появится возможность рисовать.
Стейнберг повертел в руках карандаш.
– Хорошо, Миллиган. Я позволю вам работать в лаборатории. Начните с того, что вымойте пол, а когда справитесь с этим, приведите в порядок рабочее место. Вы будете работать со Стоми, дежурным медбратом. Он покажет вам, что и как надо делать.
2
Артур был в восторге. Он не возражал против того, чтобы вставать раньше других заключенных и делать анализы крови. Недовольный, как производится запись в медицинских картах, Артур завел свои истории болезни на четырнадцать диабетиков, которых он вскоре стал считать своими пациентами. Большую часть дня он проводил в лаборатории, работая с микроскопом и готовя предметные стекла. Уставший и счастливый, возвращаясь в половине четвертого в свою камеру, он почти не обращал внимания на своего нового соседа, худощавого молчаливого человека.
Адалана украсила пустую камеру, расстелив на полу и развесив по стенам узорчатые полотенца. Вскоре Аллен взялся за махинации: менял пестрое полотенце на пачку сигарет, затем раздавал сигареты с процентами – за одну он получал потом две. В конце недели у него уже было две пачки, и бартер все увеличивался. Наряду с передачами, получаемыми от матери и Марлен, Аллен смог покупать себе еду у интенданта и, таким образом, не ходить в столовую по вечерам. Он затыкал раковину резиновой пробкой, принесенной из лаборатории, наливал горячую воду и разогревал консервную банку с курицей и клецками, супом или тушеной говядиной, пока еда не становилась теплой и приятной на вкус.
Аллен с гордостью носил свою зеленую форму, испытывая удовольствие оттого, что может ходить или даже бежать по главному коридору, вместо того чтобы, как таракан, ползти вдоль стен. Ему нравилось, когда его называли «док». Он дал Марлен названия некоторых книг по медицине, чтобы она купила их для него. Артур серьезно занимался медициной.
Когда Томми узнал, что другие заключенные внесли в список посетителей своих подружек в качестве гражданских жен, чтобы им разрешали посещать тюрьму, он сказал Рейджену, что хочет записать Марлен как свою жену. Сначала Артур возражал, но Рейджен проявил здесь свою власть. Как жена Миллигана, она могла приносить в тюрьму вещи.
– Напиши ей, – сказал Рейджен, – чтобы принесла апельсинов. Но сначала пусть возьмет шприц для подкожных инъекций и введет в них водку. Хорошая штука получается.
Ли впервые встал на пятно в Ливанской тюрьме. Комик, остряк, любитель розыгрышей, он демонстрировал на практике теорию Артура, что смех – спасительный клапан и высоко ценится большинством заключенных. Поддразнивание другими заключенными, которое сначала так напугало Денни и рассердило Рейджена, теперь стало развлечением для Ли. Рейджен слышал, что отец Билли был комиком и конферансье, который называл себя «наполовину музыкант, наполовину остряк». Рейджен решил, что Ли может сыграть свою роль в тюрьме.
Но Ли не ограничился смешными историями. Он начинил сигареты Аплена: соскреб серу с нескольких спичек, палочку подержал в сладкой воде, потом обвалял ее в сере и спрятал в табаке. Пару таких сигарет он положил в пачку Аллена, и когда кто-нибудь из заключенных просил сигарету, Ли давал ему «начиненную» сигарету. Идя по коридору или выходя из кафетерия, он слышал гневные крики жертвы, когда сигарета разгоралась ярким пламенем. Некоторые из них взрывались прямо в лицо Аллену.
Однажды утром, когда работа с кровью была закончена, Артур, задумавшись о проценте серповидно-клеточной анемии среди чернокожих заключенных, сошел с пятна. Ли, которому в этот момент нечего было делать, решил устроить шутку. Он открыл банку с экстрактом лукового масла, макнул туда тампон и обвел ободок окуляра.
– Эй, Стоми, – сказал он, протягивая медику предметное стекло, – доктор Стейнберг хочет срочно сделать анализ крови на лейкоциты. Посмотри это под микроскопом.
Стоми положил предметное стекло на столик микроскопа и навел фокус. Вдруг он резко откинул голову, глаза его наполнились слезами.
– Что случилось? – невинно спросил Ли. – Это настолько печально?
Не в силах контролировать себя, Стоми зарычал, смеясь сквозь слезы:
– Ах ты, сукин сын! Как только тебя земля носит!
Он пошел к раковине и промыл глаза.
Вскоре после этого Ли увидел, как вошел заключенный и дал Стоми пять баксов. Стоми взял с полки колбу 11-С, вынул пробку и передал колбу заключенному, который сделал большой глоток.