— Это хороший человек, Джон. Первоклассный специалист. Я часто его рекомендовал и ни разу не пожалел о том, что это сделал.
На бледно-желтой визитной карточке психиатра доктора М. Дюшампа значились адрес и телефон.
Перед встречей Джон более всего опасался вопроса отца Билла, почему Зах, Наоми и Минни не участвуют в мероприятиях прихода столь же активно, как прежде, и почему семья Кальвино приезжает на мессу только дважды в месяц, а не каждую неделю.
Изменения эти произошли после ухода на пенсию отца Олбрайта, Джон иногда думал об этом и тревожился. Но ему по-прежнему не хотелось чаше возить детей в церковь, и он не мог понять, в чем причина. Теперь он это понимал.
Упрек в недостаточно частых визитах в церковь не шел ни в какое сравнение с добрым советом обратиться к психиатру, чтобы тот помог ему справиться с истерическими суевериями. Такая недалекость отца Билла крайне огорчила Джона.
Они вновь заговорили о погоде, о последнем нефтяном кризисе, о стоимости галлона бензина.
Скоро Джона выпроводили из кабинета. Коридором они прошли к двери. Отец Билл желал ему самого наилучшего, выражал абсолютную уверенность в том, что все образуется.
Оставшись один на переднем крыльце, Джон постоял у верхней ступеньки, застегивая плащ на все пуговицы, поднимая капюшон.
Корочка мокрого снега начала покрывать некоторые из черных ветвей, сам снег выглядел как наружный слой кости при переломе, а черное дерево выглядывало из-под него, будто раковая опухоль, образовавшаяся в костном мозгу.
Мокрый снег не подсветил сумрачный день, превращаясь на земле в грязную воду.
До седьмого ноября оставалось только двадцать три дня. До десятого декабря — только пятьдесят шесть.
43
По мере того, как после встречи в спальне для гостей день уходил за днем, секрет Наоми растерял большую часть своего блеска, хотя своим воображением она полировала его так часто и энергично, что ему полагалось сверкать, будто украшенная драгоценными камнями диадема. Снова и снова она оживляла в памяти это происшествие, иной раз так ярко и с таким волнением, что память таяла, как свечка из масла, превращаясь в лужицу несвязных фантазий и чистой радости. В других случаях те события у окна и за ним казались ей очень уж киношными, прямо-таки прописанными по сценарию, неживыми, если на то пошло, даже дурацкими.
Но разве это не чудовищная неблагодарность, всю жизнь мечтать о волшебном откровении, а потом сомневаться в его достоверности, когда давнишнее желание все-таки исполнилось? И тревожась из-за того, что убийцы Апокалипсиса и королевство в опасности — затертые штампы, призванные запудрить мозги, не записывает ли она Мелодию в лгуньи? А когда ты начинаешь задавать себе такие вопросы, словно ты одновременно детектив и подозреваемый, не верный ли это знак, что ответы тебе уже известны и не слишком нравятся? Так ведь? Так?
Утром шестнадцатого октября, промучившись двенадцать дней после визита Мелодии необходимостью хранить секрет, Наоми осознала, что все ее сомнения вызваны одной-единственной причиной: магия, продемонстрированная Мелодией. Если крепко подумать, становилось понятным, что выдвигающиеся и задвигающиеся ящики и летающая книга — не то волшебство, от которого захватывает дух.
А если хорошо подумать, это вообще и не магия. Превращение тыквы в элегантную карету, запряженную лошадьми, — это магия. Трансформация хамелеона в миниатюрного человечка с помощью заклинания из семи слов — это магия. А события в спальне для гостей — феномен. Явление паранормальное? Да. Магическое? Нет. Успешный поиск воды с помощью «волшебной» лозы — тоже феномен, но никак не магия.
Мелодия не была ни Мерлином, ни Гэндальфом. Она, несомненно, владела какой-то силой, этого отрицать не приходилось, но не обладала такими талантами, чтобы рекруты из Хогвартской школы магии и волшебства постучали в ее дверь. Что же касалось выдвигаемых и задвигаемых ящиков и книги, пролетающей через комнату, ударяющейся о стену и падающей на пол… это куда больше напоминало полтергейст. Паранормальный феномен, которому недоставало очарования и утонченности настоящей магии.
Во второй половине дня шестнадцатого октября, когда Уолтер Нэш повез Наоми на репетицию детского оркестра, в ее голове царил полный раздрай. Но на внешности, само собой, это нисколько не отражалось. Уготовила ей судьба стать наследницей волшебного королевства или нет, Наоми каждый день тщательно расчесывала волосы, поддерживала зубы в идеальной чистоте и все такое. В этот день она надела синюю юбку, блейзер того же цвета, белую блузку и сногсшибательный синий берет с пушистым красным помпоном, так что чувствовала: одета модно, но не кричаще. Она полагала, что именно так должна выглядеть первая флейта, партию которой она и исполняла в детском оркестре. А раздрай в голове царил потому, что она продолжала разрывать на части историю, рассказанную ей Мелодией, критически изучая каждую, пусть и хотела в нее поверить.
Репетиция прошла хорошо, но Наоми не чувствовала музыку, тогда как обычно слышала ее в себе. В одном отрывке она исполняла маленькую сольную партию, и дирижер, мистер Хаммелстайн, похвалил ее. Но мистер Хаммелстайн был стариком и, хотя она не имела ничего против старости, относился к старикам, у которых из ушей торчали заросли жестких волос. Поэтому, если он тебя и хвалил, не стоило очень уж радоваться его похвале, поскольку не было уверенности, что он все расслышал правильно.
Во время двадцатиминутного перерыва между двумя пятидесятиминутными репетициями юные музыканты общались. Обычно Наоми обожала общаться. Вносила немалую лепту во все разговоры, в которых могла принять участие. Но на этот раз держалась сдержанно, не в силах отвлечься от мыслей о Мелодии, как, собственно, и на самой репетиции.
По окончании второй репетиции Наоми положила флейту в футляр. Когда уже шла по центральному проходу зала, направляясь к фойе, внезапно увидела, что рядом с ней шагает Мелодия. Ни ветра. Ни дуба. Только Мелодия.
— Откуда вы взялись? — в изумлении спросила Наоми.
— Пожалуйста, миледи, продолжайте идти, — попросила Мелодия. — Я сейчас вижу Уолтера отдаленным зрением. Ему ничего не оставалось, как припарковаться у красного бордюрного камня. Вы же не хотите, чтобы его оштрафовали.
— Отдаленным зрением?
— Я не могу превратить тыкву в запряженную лошадьми карету.
Эта фраза не заставила Наоми встать столбом, но она вытаращилась на Мелодию, лишившись дара речи, когда они продолжали идти по проходу.
Говорила Мелодия тихо, чтобы другие не могли услышать:
— Не могу я и трансформировать хамелеона в миниатюрного человечка, но, миледи, пожалуйста, вспомните, я не прикидывалась колдуньей или белой волшебницей.
Наоми мысленно прокрутила разговор в спальне для гостей двенадцатью днями ранее. Действительно, об этом речь вроде бы не шла.
— Я только сказала, что вы единственная законная наследница королевства сияющей магии. В вашем королевстве вы вновь обретете магические способности. Но во мне нет королевской крови. Тем, кто занимает в королевстве ту же скромную нишу, что и я, даны только некоторые физические способности, отдаленное зрение, чуточка ясновидения, капелька телекинеза, то есть силой мысли я могу передвигать маленькие предметы, такие, как ваша книга.
