Последняя фраза Винцера — о том, что США не имеют прав в Западном Берлине и на Западный Берлин, — звучала диссонансом в сравнении с содержанием и тоном официальных советских высказываний по берлинским делам в период «раннего Брежнева» и даже «позднего Хрущева». В этих высказываниях речь шла не об «отсутствии прав» западных держав в Западном Берлине, а о противоправности действий ФРГ в этом городе. Они были нацелены на сведение к минимуму или даже на полное устранение присутствия ФРГ в Западном Берлине. Приведенная фраза Винцера могла быть не только проявлением различий во взглядах советского и восточногерманского руководства, но и своеобразным методом воздействия Восточного Берлина на позицию Москвы.
По мнению Винцера, созыв бундестага в Западном Берлине «был в общем направлен на то, чтобы усилить международную напряженность и, прежде всего, воспрепятствовать сближению и взаимопониманию между обоими германскими государствами»
[356]. В равной степени эта акция была направлена на то, чтобы «затруднить, если только не торпедировать, нормализацию отношений между особой территорией Западный Берлин и Германской Демократической Республикой, начало которой было положено соглашением по пропускам и его успешным осуществлением». Заседание бундестага должно было также побудить социалистические страны к согласию с распространением на Западный Берлин торгово-экономических соглашений, заключаемых ими с ФРГ. Еще одна цель созыва бундестага на берегах Шпрее, подчеркивал Винцер, заключалась в том, чтобы продлить «холодную оккупацию Западного Берлина, создать предпосылки для учреждения второй резиденции федерального канцлера в Западном Берлине, а также легализовать и расширить нелегальный боннский административный аппарат в Западном Берлине»
[357].
Выступление Винцера подводило к выводу, что все эти цели по-прежнему остаются в повестке дня боннского правительства и оно, как и прежде, будет стремиться к их реализации. Следовательно, СССР, ГДР и другие «братские страны» должны быть всегда готовы дать решительный отпор «аннексионистским посягательствам Бонна» на Западный Берлин. Вопрос о том, кто же выиграл и кто проиграл в результате апрельских событий 1965 г., Винцером прямо не ставился. Но подтекст его выступления читался легко: это было фиаско поборников «холодной войны», тем не менее нужно не только оставаться бдительными, но и удвоить бдительность. Ответ же противоборствующей стороне должен сводиться к демонстрации своих «бронетанковых мышц».
Иначе оценивались апрельские события вокруг Западного Берлина в ФРГ. Как сообщало советское посольство в ФРГ в МИД СССР, в первые дни после заседания бундестага официальные боннские представители еще продолжали выступать с намеренно оптимистическими заявлениями о том, что ФРГ одержала важный политический успех в борьбе за Западный Берлин, «подтвердив свои права» на него, что заседания бундестага в городе будут отныне проводиться регулярно, что 30 апреля 1965 г. в Берлине состоится заседание бундесрата. Утверждалось также, что политический выигрыш от проведения заседания бундестага превышает негативные стороны этой акции, что население Западного Берлина и ФРГ спокойно перенесло все трудности, вызванные действиями СССР и ГДР, что оно знает, кто является «истинным виновником» этих трудностей
[358]. В таком духе выступил. Герстенмайер, который заявил, что польза от проведения заседания в Западном Берлине превышает его отрицательные стороны. Брандт высказал мнение, что Востоку не удалось добиться ослабления жизненно важных связей Западного Берлина с ФРГ, а Менде подчеркнул, что контрмеры СССР и ГДР «не смогли умалить прав бундестага и кабинета проводить заседания в германской столице».
Но позднее в ФРГ вынуждены были признать, что дела обстоят не так хорошо, как их описывали ранее. Герстенмайер, который вел переговоры с представителями трех западных держав, заявил, что переговоры протекали «не в полной гармонии» и сообщил, что о новом пленарном заседании бундестага в Западном Берлине пока не может быть и речи и что оно, видимо, не будет проведено в текущем году. Намечавшееся на 30 апреля 1965 г. заседание бундесрата было также отложено. «Такой поворот, — отмечалось в документе советского посольства в Бонне от 22 апреля 1965 г., — здесь связывают с нежеланием западных союзников ФРГ идти на дальнейшее обострение в Германии». Поэтому «в политических кругах Бонна все больше стали высказываться реалистические оценки событий»
[359]. В ФРГ, в частности, отмечали тот факт, что ГДР выступала не только совместно с Советским Союзом, но и при поддержке остальных государств Варшавского договора. Именно так были истолкованы присутствие в ГДР главнокомандующего Объединенными Вооруженными Силами государств — участников Варшавского договора маршала А. А. Гречко и его встречи с руководящими деятелями ГДР
[360].
Сами мероприятия СССР и ГДР, хотя и не было недостатка в рассуждениях относительно их незаконности и негуманного характера, были расценены частью западногерманских средств массовой информации как весьма серьезное предупреждение в адрес федерального правительства. Советское посольство обращало особое внимание на высказывания ряда газет ФРГ и других западных стран о том, что «боннские политики „вздохнули с облегчением“, когда „малый берлинский кризис“ закончился»
[361].
В ФРГ, констатировало советское посольство, признавали, что «проведение маневров западнее Берлина явилось очень удачным контршагом с нашей стороны, который предоставлял возможность в любое время прерывать сообщение с Западным Берлином не только на земле, но и в воздушных коридорах»
[362]. Для этого, по словам газеты «Генераль — Анцайгер», СССР и ГДР имели «внешне определенные оправдания».
В этих условиях любой протест западных держав «наполовину терял свою эффективность», а Советский Союз имел возможность переадресовать его ГДР под тем предлогом, что его войска только принимали участие в маневрах войск ГДР
[363].
Вопреки официальному мнению правительства ФРГ ряд влиятельных западногерманских газет, в частности, «Штутгартер Цайтунг» и орган деловых кругов «Хандельсблатт», подвергли сомнению целесообразность проведенной в Западном Берлине акции с участием бундестага и пришли к выводу, что «в целом она закончилась не в пользу ФРГ»
[364]. При этом подчеркивалось, что контршаги СССР и ГДР, например, запрещение Брандту проезда в Западный Берлин, не улучшили, а даже ухудшили статус-кво в Берлине для Запада.
