Интересно, что в схватке Йусуфа ал-Ибрагима с шейхом Мубараком оба они использовали одну и ту же тактику — пытались заручиться поддержкой турок и англичан. Так, если Йусуф, бежавший из Кувейта после дворцового переворота в Басру, незамедлительно повстречался с Хамди-пашой, тамошним турецким губернатором, то шейх Мубарак, заняв трон, тут же установил прямой диалог с Реджепом-пашой, генерал губернатором Багдада. Если Йусуф, добиваясь поддержки со стороны Англии, вступил в контакты с британским консулом в Басре, то шейх Мубарак в тех же целях стал действовать через британского политического резидента в Персидском заливе, штаб-квартира которого находилась в Бендер-Бушире. Важным шагом шейха Мубарака в пикировке с Йсуфом ал-Ибрагимом хронисты Кувейта называют его обращение к шейху Абу ал-Худа, верховному муфтию Константинополя. Денег на то, чтобы склонить турок на свою сторону, он не жалел. Платил чиновникам турецких администраций в Басре, Багдаде и Константинополе щедро. С самого начала было видно, пишет историк Абу Хакима, что все свои действия и политико-дипломатические ходы шейх Мубарак спланировал и организовал умно и точно. С прицелом, что касается конкретно турок, на самые высокие, насколько только можно, должностные лица в их институтах власти в Месопотамии и в столице Османской империи. Деньги, потраченные на подкуп турецких чиновников, а также политическое чутье шейха Мубарака и помогли ему выиграть схватку за признание его Турцией в качестве нового правителя Кувейта (декабрь 1897).
Учитывая богатства Йусуфа ал-Ибрагима, а значит и имевшиеся у него возможности для того, чтобы «нанять и бросить на Кувейт целую армию», продолжает Абу Хакима, шейх Мубарк вынужден был держать свой флот и сторожевые посты в постоянной боевой готовности. Опять-таки, щедро платя шейхам кочевых племен за услуги по несению патрульно-дозорной службы на рубежах его удела и на подступах к столице
[283].
10 июля 1897 г., говорится в донесении английского консула в Басре, его посетил шейх Са’уд, сын убитого во время дворцового переворота в Кувейте шейха Мухаммада. В ходе состоявшейся беседы выражал надежду на то, что английское правительство «не оставит его на произвол судьбы». Со своей стороны — в случае перехода власти в Кувейте в его руки — «обещал отдать себя под британский протекторат»
[284].
В отношениях с Османской империей, отмечают арабские историки, эмиры Кувейта делали все возможное, чтобы эти отношения оставались ровными. Правители Кувейта признавали мощь и величие Османской империи, главенство Порты в исламском мире. С должным уважением относились к султану, халифу правоверных, хранителю Святых мест ислама, Мекки и Медины. В силу этого, во время религиозных празднеств, водружали над «домами власти», дворцами и помещениями для маджалисов, турецкий флаг с полумесяцем, символом ислама. По той же причине принимали и носили жалованный им турками титул каиммакама (вице-губернатора)
[285]. Подотчетными же османам (в полном понимании этого слова) никогда себя не считали, хотя и признавали верховенство турок в крае, и участвовали в некоторых их военных кампаниях, отвечавших интересам Кувейта. С учетом всего изложенного говорить о реальной власти турок в Кувейте, заключают многие видные исследователи истории Кувейта, нет никаких оснований.
Полковник Кэмбелл, английский политический резидент в Персидском заливе, докладывал, что турецкие военные гарнизоны на территории Кувейта никогда не размещались; что никаких финансовых или иного рода обязательств договорного характера у Кувейта перед Портой не имелось. Напротив, турки платили шейхам Кувейта, «присматривавшим за безопасностью судоходства в устье Шатт-эль-Араба».
В отношениях с Портой, докладывали дипломаты Российской империи, шейх Мубарак соблюдал все приличия «лояльного Турции арабского шейха». И едва бы решился нарушить сложившиеся отношения, если бы Порта не задалась мыслью усилить давление на Кувейт, имея в виду подмять его под себя. Если бы турецкое правительство не стало «открыто вмешиваться» в этих целях в межплеменные разногласия и междоусобицы арабов, и «подстрекать против шейха Мубарака племена Джабаль Шаммара»
[286]. Затем, сообщает посол Российской империи в Константинополе И. А. Зиновьев, Порта пошла еще дальше — «сделала, было, попытку ввести в Кувейт небольшой турецкий гарнизон». И, наконец, направила в Кувейтскую бухту «канонерскую лодку, командир коей передал шейху Мубараку приказ султана явиться в Константинополь». Следствием всего этого, резюмирует посол, и стало «сближение шейха Мубарака с английскими властями, с коими, как должно полагать, он вошел в тайное соглашение»
[287].
Придя к власти, шейх Мубарак ясно дал понять туркам, что Кувейт — это автономный от Османской империи, независимый удел, заинтересованный в поддержании с Портой отношений дружбы. Турки же, напротив, полагали, что «права» на Кувейт у них имеются. Более того, пытались, и не раз, демонстрировать это конкретными действиями. Так, в феврале 1897 г. направили в Кувейт непринятого там офицера карантинной службы. Тем самым турки имели в виду, во-первых, протестировать, по выражению кувейтских историков, «силу воли Сабахов». Во-вторых, — если все пройдет гладко, — направить туда, вслед за ним, и других своих представителей, таможенных, скажем, и портовых. И, таким образом, плавно, шаг за шагом, ввинтиться в структуру тамошней власти.
Преследуя эту цель, турки настоятельно рекомендовали шейху Мубараку принять у себя назначенного ими начальника Кувейтской бухты, с приданными в его распоряжение пятью турецкими солдатами. Задача его миссии состояла в том, чтобы поставить работу кувейтского порта под контроль турецких властей в Басре
[288]. Но и эта их затея не удалась. И эту «метку» присутствия турецких властей на территории Кувейта, как шутили искренне уважавшие шейха Мубарака российские дипломаты, турки поставить не смогли. Шейх Мубарак отказался даже повстречаться с прибывшей в Кувейт турецкой командой. Распорядился передать им — для информирования турецких властей в Басре и Багдаде, — что никаких дел с «соседями», которых он чтит и уважает, по вопросам внутреннего управления своим уделом иметь, однако, не желает.
В ноябре 1897 г. Кувейт посетил английский корабль «Pigeon» («Голубь»). В беседе с командиром (6 ноября), капитан-лейтенантом Моубрайем, шейх Мубарак информировал его о том, что получил на днях письмо от правителя Бахрейна. Из него следует, сказал эмир Кувейта, что британский протекторат даровал землям Бахрейна «мир и тишину», а потому и он хотел бы встать под защиту Британской империи.
