– Охотились, ловили рыбу, – сказал Бокари. – Как все. Вот Адисо был заклинателем.
Атлетически сложенный африканец, будто в знак подтверждения, наклонил голову.
– У вас же Додо заклинал зверей! – показал знание обстановки Большой Бобон.
Бокари кивнул.
– Да, так и было. Адисо у него долго учился. А потом леопард не послушал заклинаний и разорвал Додо на куски… А Адисо стал на его место…
– Так почему же вы бросили родные края и приехали сюда, в эту не знающую Макумбы страну? – недовольно спросил Большой Бобон. – Там вы все имели работу, жили среди своих родных, а тут вы чужие, вынуждены воровать и в любой момент можете попасть в тюрьму!
Нгвама переглянулись.
– Здесь даже в тюрьме кормят сытней, чем дома, – сказал Бокари. – И здесь не подстерегают тебя крокодилы или питоны. И никто не разорвет на куски и не сожрет. Здесь лучше, Большой Бобон!
Его товарищи усиленно кивали головами, соглашаясь. Они не изучали политэкономию и наверняка не читали Маркса, но на своих шкурах почувствовали, что экономический фундамент важней идеологической надстройки. И Большому Бобону нечего было им возразить!
Наступила пора прощаться. Если бы не моя скромность, парни нгвама отнесли бы меня в отель на руках. Но я приказал им остаться в своём квартале и, помолившись, отойти ко сну. Правда, кому надо вознести молитву, я не сказал. Может, оттого, что сам точно не знал.
* * *
Через час я уже был в отеле, прикладывал лед к ушибам, коих мне до обожествления накидали достаточно, и ждал Эльвиру. Точнее успокоения, которое она принесет. К сожалению, не судьба…
Она пришла только утром, от нее разило спиртным и развратом.
– Где была? – зачем-то спросил я довольно грубо, запоздало осознавая, что и вопрос не тот, и ответ по форме и по содержанию мне известен.
– Куда ты послал, там и была! – устало, но с явным раздражением бросила напарница. Язык у нее заплетался.
Мы, конечно, профессионалы, но у нас, против правил, сложились и какие-никакие личные отношения. Многолетняя привычка жизни одинокого волка не предполагала различных романтических бредней, однако и хамить ей я не имел никакого права. Она всегда была со мной откровенной, да и сейчас ответила чистую правду, которая не перестала быть таковой только от того, что мне не понравилась. И я всегда считал ее интересной, непредсказуемой, милой, ласковой, будто созданной для любви, и стремительной, предприимчивой, серьёзной и очень надёжной, когда этого требовала работа. А она вернулась с выполнения задания, которое я ей поручил!
«Ну, я и скотина!» – укорил себя я. Кстати, так охарактеризовал меня когда-то Роберт Смит, тогда рядовой офицер, а впоследствии резидент ЦРУ во Франции, правда, в его варианте я был «хитрой скотиной». Впрочем, большой разницы между этими определениями нет. Как, впрочем, и маленькой…
Несмотря на возвышенные мысли, сегодня я не помогал ей снять платье и туфли, не целовал нежно в плечо, не укладывал в постель, не ложился рядом и не обнимал, чтобы она, устроив головку на моей груди, стала доверительным тоном рассказывать о проведенном мероприятии. Эльвира сама прямо в одежде повалилась на одеяло и закрыла ладонями глаза. Между нами стояла невидимая холодная стена, словно из тонкого льда. А может, это она была покрыта льдом. Или я…
Чтобы успокоиться, я прошелся несколько раз по комнате, словно тигр в клетке, потом, стараясь быть любезным и деликатным, сказал:
– Докладывай, пока не задрыхла! – и тут же понял, что особенной вежливости не добился.
– Он бахвалился, что приехал в Венецию на крупный международный тайный съезд, – хрипло произнесла Эльвира. – И на нём его примут в какой-то «орден». Тогда он станет фигурой мирового масштаба, сказочно разбогатеет, и перед ним откроются новые возможности…
И тут у меня в голове сложился пазл: селебрити, о которых поведал Рыбак, тайный съезд, Иуда. Я перебил Эльвиру:
– Он в масоны, что ли, собрался? Может, не в «орден», а в «ложу»?
– Не знаю, в какой театр, в какую ложу и какой орден ему там дадут, только это связано с волками…
– С волками?!
– Да, он надел маску волка и голый за нами троими гонялся по номеру! – со смехом и без надлежащего случаю смущения пояснила раскрепощённая алкоголем напарница, сделав неприличный жест, которым, очевидно, обозначила, чем именно угрожал трём невинным девушкам голый Иуда в маске волка.
– Э-э-э, так у вас там и ролевые игры были, – делано возмутился я. – Да еще групповые!
– Всякое было, – не стала отрицать она и устало махнула рукой. – Но это к делу не относится. А вот в волчьей маске он пойдет на эту… сходку свою…
Я тоже усмехнулся:
– Голый и в маске?
– Не, не голый, – она подняла голову и посмотрела на меня, оценивая важность добытой информации. – В накидке такой черной, блестящей. Как у судей и у профессоров. В мантии – вот!
– И где это все будет?
– Не знаю. На каком-то острове с древней церковью. Нехороший остров, его все объезжают: там вроде привидения водятся, оборотни всякие…
– Лучше было бы, чтобы голый, в маске и вас троих взял с собой! – в сердцах сказал я. – Вот бы ты все и разведала!
– Я уже свое отработала, – зевая, сказала Эльвира и ткнула пальчиком в меня, будто прицелилась. – Теперь твоя очередь!
И она была права, но с обязательным уточнением.
– Только я не собираюсь трахаться с Иудой!
– Все-таки ты злой, Дима, – прошептала она, засыпая.
– Кто, я?! – она уже не слышала моего вопроса, и я адресовал его скорей самому себе. Подошел к зеркалу, всмотрелся: благородное лицо интеллигента, вдумчивый взгляд, квадратный подбородок, выдающий твердость характера и волю к победе… Можно отметить еще целый ряд явных или скрытых признаков личности: сдержанность, умение быстро ориентироваться в ситуации и быстро принимать правильные решения, галантность… Но вот признаков зла я не вижу – скорей всего, она просто пошутила…
Эпилог
У меня создалось впечатление, что шутит не только она, но и мое руководство. Я получил обычное, в общем-то, задание: подтвердить предательство гражданина Кулебякина… Но про сборище в Венеции ВИП-фигур со всего мира, скупку венецианских островов и каким-то образом замешанный в этом могущественный средневековый Орден черного волка меня никто не предупреждал! А столкнувшись с этим, я не могу остаться в стороне, тем более что чутье подсказывает: речь идет о тщательно продуманной масштабнейшей операции по переделу всего мира… И мне придется вмешаться в нее – хочу я этого или нет! В конце концов, мне не впервой выручать людей, оберегать наши военные секреты и добывать чужие, похищать перебежчиков, защищать города, страны, континенты… Правда, спасать мир мне еще не приходилось! Тем более в одиночку… Но кто-то же должен совершать подвиги! Это, конечно, рискованно, и я могу погибнуть… Но что делать? Тогда про меня напишут так же красиво, как писал мой любимый писатель: «Дарби не вернулся с войны. Его прекрасное тело изрешетили пули: он был расстрелян в Дрездене через шестьдесят восемь дней. Такие дела».
