— Это еще не все. Вскоре должно произойти другое событие, не в материальном мире, но в варпе. Я видел его в видении, но должен получить подтверждение, прежде чем действовать.
Существо с трудом подняло деформированную голову.
— И ты хочешь моей помощи? Оно снова засмеялось, и его веселье осколками билось о каменную душу Мефистона.
— Ты поможешь мне.
— Тогда освободи меня, — сказало оно, — и, возможно я смогу исполнить твои желания, прежде чем убью тебя.
— Я не сказал, что нуждаюсь в твоем активном участии.
Мефистон вонзил Витарус в землю перед ксеносским псайкером и протянул руки к мечу. Красный огонь заметался вокруг его пальцев.
Он подчинял разум узника своей воле, но он непрестанно сопротивлялся, и на мгновение Мефистон ощутил страх, что взялся за невыполнимую задачу и узник превозможет его. С психическим криком он надавил сильнее, жестоко принуждая октокальвария подчиниться. Это существо поклонялось Хаосу в его бесформенной славе, и делало это много тысяч лет. Кто знает, какие миры оно разрушило и сколько видов извратило? В зените силы оно было пророком невероятной точности. Его связь с эмпиреями оставалась сильна, и Мефистон ухватился за нее подобно тому, как воин из отсталого мира пытался удержаться на необъезженном жеребце. Разум ксеноса брыкался и бился в психической хватке, но Мефистон не отступал и через множество глаз противника смотрел во владения Хаоса, в мириады возможностей, образующихся там.
Миллиард ужасных образов опалил его второе зрение. Он быстро просеял их. Ка’Бандха жаждал душ Кровавых Ангелов, и эта страсть светилась ярко-красным. Мефистон без труда нацелился на суть великого демона.
На краткий миг он увидел все еще бушующую демоническую битву. Красный ангел пылал яростным пламенем. Ка’Бандха был на расстоянии броска копья от Врат. Он стремился в материальный мир.
Кровожад остановил резню, обернулся и посмотрел Мефистону прямо в глаза.
Рев Ка’Бандхи отбросил Владыку Смерти назад. Оставляя за собой огненный след, он врезался в стену камеры октокальвария.
Ксепос содрогался в цепях, оглашая камеру яростным звоном. Когда конвульсии прекратились, он повис в путах, смеясь еще громче.
— Значит, вот это ты хотел узнать? Стоило сказать, и я показал бы тебе добровольно. Нет наслаждения выше, чем продемонстрировать кому-то истину о его собственной смерти. Нерожденный, которого ты зовешь Ка’Бандха, придет за тобой, самозваный Владыка Смерти. Он сделает из твоего черепа кубок для вина, а твоя душа присоединится к его армиям и повергнет Империум, который ты якобы любишь.
Мефистон поднялся и подобрал Витарус.
— Все это ложь, — спокойно ответил он.
— Неужели? Ты еще увидишь! — пообещал октокальварий. — В тебе заключена тьма, превосходящая даже мою, Владыка Смерти. Освободи меня, чтобы я мог увидеть твое падение!
— Ты останешься здесь, — произнес Мефистон голосом холодным, как глубины космоса. — Не сомневайся, будь это возможно, я бы убил тебя.
— Однажды ты станешь моим союзником, — сказал октокальварий.
— Никогда! — отрезал Мефистон. Он оборвал психическую связь, оставляя октокальвария царапать стены его ментальной темницы.
На секунду Мефистон задумался, не проткнуть ли ксеносского колдуна мечом — просто ради удовольствия причинить ему боль.
Он убрал Витарус в ножны и вышел.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ДИЛЕММА ДАНТЕ
Красный Совет являлся одним из двух органов управления Кровавых Ангелов; наряду с Советом Крови и Кости. Последний состоял из старших капелланов и Сангвинарных жрецов, отвечающих за духовную и физическую работу по обузданию изъяна. Одна из основных их задач — выбор нового магистра ордена, когда эта должность освобождалась.
Красный Совет занимался ведением воины, и, поскольку в ней смысл существования всех орденов Адептус Астартес, он оставался главным. Чтя великую важность Красного Совета, зал, где проходили встречи в Аркс Ангеликум, до мельчайших деталей воссоздали на обеих боевых баржах ордена: «Клинке возмездия» и «Зове крови».
Во всяком случае, так было прежде. Когда ответы от орденов-последователей начали стекаться в крепость-монастырь, Данте приказал расширить зал совета, чтобы все магистры орденов и их капитаны могли сидеть здесь как братья.
— Это наш темнейший час, но они все ответили на зов, — сказал он, собрав своих офицеров. — Я окажу им такую же честь, как если бы они принадлежали к нашему собственному ордену, — заявил Данте. — Пусть ни один воин, явившийся на Баал на помощь нам, не чувствует себя менее равным.
Древний зал уничтожили. Шесть тысяч лет истории превратили в пыль всего за неделю. Многие другие помещения также перестроили, чтобы освободить место для замысла Данте. Красный Совет вмещал максимум двадцать пять человек. Новый Зал Совета — в двадцать раз больше. Пятьсот сидений расположились вокруг массивного круглого стола с выемкой в центре. Прежнее кресло магистра ордена чуть возвышалось над остальными, подчеркивая его статус первого среди равных. Данте настоял, и в новом зале его кресло заменили точно таким же, как раньше, но кресла для других магистров сделали такой же высоты.
Новый стол высекли из чистого белого мрамора. Имена и звания приглашенных на совет отображались на встроенных в его поверхность золотых адаптивных табличках. Они были одного размера и одинаково украшены, чтобы всем воинам оказать одинаковую честь.
Зал Великого Красного Совета отличался искусной и тонкой работой, как и все, вышедшее из-под рук Кровавых Ангелов. Его обставили безупречно, демонстрируя высочайшие умения и изящный вкус. Черный камень отполировали до мягкого блеска. Стены украсили барельефами, посвященными каждому из орденов-наследников Ангелов, и гербы сверкали яркими минеральными красками и драгоценными металлами. Почтили и павших жертвой проклятия, но их символы закрыли черной тканью. Погибших в войнах отметили рядами скалящихся черепов, вырезаииых из той же кости, что и саркофаги Кровавых Ангелов. Все ордены, рожденные от славы Сангвиния, собрали здесь — живые и мертвые, достойные и нет. Даже худшие из них когда-то были героями, и позор их служил уроком, которым не следовало пренебрегать.
Списки, вырезанные в камне, запечатлели каждого магистра орденов — во всяком случае, известных. Имена особо прославленных героев вышили на флагах, висящих над гербами, а ленты пергамента, закрепленные печатями из цветного воска, хранили записи о боевых подвигах каждого братства. Отцов-основателей второго поколения запечатлели в камне. Эти статуи, высеченные из костей угасшего вулкана, явили подлинное чудо — они выглядели столь реалистично, будто готовились сойти с пьедесталов.
Даже расы, полагающие себя намного более утонченными, чем грубое человечество, восхитились бы красотой отделки. Здесь чувствовался вес истории, чести и оправданной гордости, и потому казалось, что это помещение так же старо, как сам орден, хотя работы в нем закончились всего несколько дней назад. Зал ждал тех, кто наполнит его, и готов был сравнивать деяния живых с запечатленными на стенах подвигами мертвых.
