В России «теорией движений» больше всего занимался Лесгафт, которому нужен был прочный научный фундамент для создания «очеловеченной гимнастики»
[666]. Его исследования устройства и функционирования опорно-двигательного аппарата и составили «биомеханику» avant la lettre — еще до появления самого термина (сам Лесгафт предпочитал говорить о «медицинской механике»)
[667]. Помочь в ее создании взялся его ученик Григорий Абрамович Коган. В Тамбове, где он служил земским врачом, Коган открыл образовательные «Курсы физического развития» и «лечебницу для приходящих больных, требующих физических и механических методов лечения» — клинику модной тогда «механотерапии». Его первые научные работы посвящены болезни века — туберкулезу; решив детально изучить проблему, он пишет о «биомеханических основах» легочного процесса
[668]. В 1910 году в Тамбове выходит его труд по медицинской механике с подзаголовком «Теория физического развития человека. Биомеханика твердых тел»
[669]. Автор предлагает учредить в университетах кафедры медицинской механики и ввести курс биомеханики твердых тел. Биомеханика, как «теория живых, костных рычагов, мышечных моторов и органических суставов», должна стать для ортопедии и протезирования тем же, чем биохимия является для физиологии. Вслед за философом-позитивистом Огюстом Контом, Коган классифицировал естественные науки по роду энергии: «биоэнергетика — наука об эволюции сил органической жизни, биохимия — наука о химизме живого, биоакустика — наука об акустических законах в живых организмах»
[670]. В этом ряду заняла место и биомеханика, которая, в свою очередь, подразделялась на биостатику (механизмы поддержания позы или «живое стояние») и биодинамику (изучение моторики — «живых рабочих движений» и локомоции — перемещения организма в пространстве)
[671]. Коган считал знание биомеханики необходимым каждому врачу.
Если бы, пишет Коган, будущий медик на втором курсе… усвоил основательно теорию животных рычагов, мышечных моторов и органических суставов… значение центра тяжести и момента инерции… определение скорости и ускорения [органов] при передвижении, моментов вращения, мускулов и прочих сил, действующих на рычаги, то на третьем курсе [он] научно мог бы приступить к разбору механизма перелома, вывиха и искривления, а на четвертом курсе перед ним предстало бы, как следствие, механическое значение данной повязки, протеза, корсета и прочего механо-терапевтического акта
[672].
Применение биомеханики медициной не ограничивалось; эта дисциплина в равной мере интересовала танцовщиков, спортсменов, художников. В начале 1920‐х годов Коган читал в Государственном хореографическом техникуме (ныне Академия русского балета им. А. Я. Вагановой) курс лекций — по-видимому, один из первых в мире курсов биомеханики для танцовщиков. В дополнение к кафедрам биомеханики Коган предложил создавать «биомеханические институты» как теоретические и практические курсы для всех, кому может помочь знание в этой области.
К сожалению, вышедшие в глубокой провинции, работы Когана на медицинский мир влияния почти не имели. Автор искал признания за границей, просил немецких коллег дать отзыв на его труды, наконец, издал в столице предисловие к «Основам медицинской механики» отдельной брошюрой
[673]. Однако востребованы его исследования оказались только после революции, на волне интереса к исследованиям труда.
После революции наука получила социальный заказ — исследовать трудовые движения, чтобы сделать их более эффективными. Нельзя сказать, что раньше таких исследований не было: в Москве при Обществе научного института действовал Институт труда, физиологическое отделение которого возглавлял ученик И. М. Сеченова, русский француз Виктор Анри. Однако до революции тема эта не была конъюнктурной, а потому масштабы исследований несравнимы. Как мы помним, движение за НОТ — научную организацию труда — развернулось в России уже в первые послереволюционные годы. В 1919 году в Петрограде академик В. М. Бехтерев создал Отдел труда в своем Институте по изучению мозга и психической деятельности и задумал новую дисциплину — «рефлексологию физического труда»
[674]. В Москве в 1921 году существовало уже двадцать учреждений по исследованию труда. Лидирующее положение занимал Институт труда Гастева; после того, как к нему присоединили Государственный институт экспериментального изучения живого труда, он стал головным в этой области и получил эпитет «центральный» (ЦИТ). В ЦИТ влили также Отдел психофизиологии труда из расформированного Московского психоневрологического института и лабораторию по изучению движений при Экспериментальном институте научной съемки
[675]. Оттуда в ЦИТ пришли физиолог К. Х. Кекчеев и фотограф Н. П. Тихонов; у обоих уже был опыт записи биомеханического анализа движений
[676]. В 1916–1918 годах Кекчеев работал ассистентом профессора Виктора Анри в Институте труда при Обществе научного института; вместе они подготовили перевод книги Жюля Амара «La machine humaine» («Человеческая машина»)
[677]. В ЦИТе Кекчеев возглавил психофизиологический отдел, куда пригласил своего коллегу по Психоневрологическому институту Николая Александровича Бернштейна
[678].
