Гораздо хуже дело обстоит в обществах, где допускается потребление собачьего мяса. Ежегодно по всему миру убивают около двадцати пяти миллионов собак (двадцать миллионов только в Китае, хотя это запрещено законом). В Китае, Южной Корее и во Вьетнаме я видел в меню ресторанов, особенно в сельской местности, блюда из собачьего мяса. (Кстати, в полинезийском Тонга употребление собачьего мяса тоже очень популярно.) Никто не исследовал эту «традицию», поэтому сложно сказать, когда она появилась. Скорее всего, несколько тысяч лет назад, по крайней мере в Китае и Корее. Во всех трех странах, как я заметил, люди стесняются обсуждать эту тему. Они объясняют это тем, что им стыдно, когда они видят ошарашенных туристов, которым подают собачье мясо в ресторане. Они говорят, что едят также и свинину, а свиньи не уступают собакам по интеллекту. Все верно, но я думаю, что причина их стыда – особенности собачьей натуры. Как повествует великий индийский эпос, собаки – преданные животные, и ни одно общество, даже то, где их рассматривают в качестве еды, не может закрыть на это глаза. Люди едят собак, но я не поверю, что им их не жалко. Хотя, возможно, это не так. Одна китайская журналистка проводила опрос на эту тему, и пожилой мужчина из Тайчжоу признался ей, что «ждет зимы, когда сможет выбрать собаку и подать ее на стол»
[75]. Он относился к этому так же, как другие относятся к выбору живой рыбы в ресторане. В интернете можно найти множество фотографий грустных собак, ожидающих в клетках своей участи, – если вы их видели, то поймете, что я имею в виду. Они в смятении и все же нерешительно виляют хвостами, если у человека, который приближается к клетке, дружелюбный вид. В конце концов, собаки призваны быть нашими компаньонами, а не едой.
Они напуганы, взволнованны, растерянны. Как можно не понимать их внутреннее состояние, если оно написано на их мордах? Признать мучительные переживания – это не антропоморфизм. Это эмпатия. Возможно, животные не осознают, что их убьют, но они предчувствуют надвигающуюся беду – отсюда их дрожь и отчаяние. Не то что смотреть – думать об этом больно. К счастью, даже в тех странах, где собаки считаются едой, есть общества по защите животных, которые стараются изменить эту традицию. Например, во Вьетнаме зоозащитники недавно остановили грузовик с несколькими сотнями собак, которых везли на бойню, освободили животных и забрали в приюты, чтобы найти им дом.
В Корее есть собаки ярко-рыжего окраса, их называют нуреонги. Этих собак выводят специально, исключительно для еды. Никому не придет в голову увидеть в них домашнего питомца. Происхождение нуреонгов неизвестно. Возможно, это автохтонная корейская собака, как австралийские динго, или обычный «деревенский» пес. А может быть, нуреонги – сородичи индийских собак-парий или автохтонных балийских собак? Во многих странах Азии остались такие собаки (вероятно, потому, что идея селекции пришла в Азию гораздо позднее, чем в Европу; возможно, в Средние века в Европе тоже были такие собаки). В определенной степени люди сторонились их.
Процесс одомашнивания собак начался пятнадцать – сорок тысяч лет назад, и мы можем только догадываться, кем для нас были эти животные изначально. Наверное, у них были разные роли. Для детей они были братьями; для женщин – щенками, беззащитными существами, о которых нужно заботиться, кормить их и ухаживать за ними; для мужчин – по крайней мере некоторых – собаки были компаньонами, охранниками или помощниками на охоте и, увы, едой. В те времена не было пород с умилительной или оригинальной внешностью, и никто не пытался их выводить. И именно поэтому «деревенские» собаки по всему миру так похожи. Лишь недавно людям пришла идея разводить породы с определенными внешними данными. Возможно, неправильно говорить, что люди сторонились собак. Все-таки эти уличные собаки и есть те протособаки, которые сопровождали человека в период его охоты-собирательства. И корейские собаки наверняка чувствуют то же самое, что и их сородичи в других местах. У них лишь одна мечта – стать частью человеческой семьи. Трагедия в том, что это так и остается мечтой.
С 2009 года в Китае, в провинции Гуанси, ежегодно во время летнего солнцестояния проходит печально известный Юйлиньский фестиваль собачьего мяса, во время которого безжалостно убивают от десяти до пятнадцати тысяч собак и кошек. Что же это за праздник, допускающий столь вопиющую жестокость? Недавно и в самом Китае, и за границей прошли массовые протесты в связи с тем, что на видео и фото отчетливо видно, что многие собаки в ошейниках, а значит, домашние и, вероятно, были украдены. Собаки сидели в оцепенении. Возможно, они не осознавали, что их ожидает, но, без сомнения, чувствовали приближение чего-то ужасного, потому что в панике искали глазами своих друзей среди людей. Нельзя смотреть на эти фото без боли в сердце. В июне 2015 года Петер Ли, доцент кафедры восточно-азиатской политики Хьюстонского университета, написал в South China Morning Post о своей поездке в Китай. Эту статью потом цитировали во всем мире. «Я побывал в Юйлине в конце прошлого месяца, – рассказал Ли. – Город готовился к ежегодной резне. В живодерню на городском рынке “Донг Ку” привезли очередную партию собак из Сычуаня. Истощенные, обезвоженные и перепуганные собаки и кошки, многие в ошейниках, вели себя как домашние питомцы».
Актер Рики Джервейс тоже высказал свое отношение к фестивалю: «Не имеет значения, кто вы – атеист или верующий, веган или охотник, но пыткам, при которых с животных заживо сдирают шкуру, не должно быть места». Джервейс имеет в виду ужасающий предрассудок: по мнению торговцев мясом, чем сильнее страдает животное перед смертью, тем мясо вкуснее, поэтому собак забивают палками или заживо сдирают с них шкуры. Как же омерзительна мысль, что издевательства – от древних времен до событий в тюрьме Абу-Грейб – неотъемлемая часть войны. Наверняка некоторым из солдат, пытавших заключенных, было жалко «другое» существо – любимую собаку, но что помешало им проявить эмпатию к «другим» людям? И не кажется ли порой собакам, что они совершили непоправимую ошибку, сблизившись с человеком? Нестерпимо горько, что никто не оплакивает смерть многочисленных собак, ставших жертвами традиции. У каждой из них свой жизненный путь, своя история, биография, заслуживающая того, чтобы знать ее и чтить. Оплакивая животных, мы признаем их индивидуальность и то, как они обогатили нашу жизнь. Каждая из собак, убитая ради мяса, могла стать чьим-то компаньоном. Когда я читал эту главу нескольким друзьям, один из них возмутился. Он сказал, что в Китае и помимо описанного мной фестиваля происходят ужасные вещи и на этом фоне странно рассуждать об участи собак и кошек. В частности, мой знакомый говорил о геноциде уйгуров в китайской провинции Синьцзян, где погибло около сорока пяти процентов населения. В августе 2018 года Гэй Макдугалл, член Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, выразил озабоченность тем, что в автономной области Китая, где исконно проживали уйгуры, власти построили концентрационный лагерь. В этом страшном месте содержится до миллиона человек – что по сравнению с этим убийство пятнадцати тысяч собак? Лично я думаю: одно не исключает другого. Можно негодовать и по поводу убийства собак, и по поводу преследования уйгуров. Задумайтесь на минуту – и вы увидите параллели: если сердце человека молчит, когда убивают собак, оно промолчит и в случае убийства людей, которые не похожи на него, например мусульман-уйгуров. Я не встречал ни одного китайского зоозащитника, который был бы равнодушен к этой проблеме.
