Если вам, как и мне, нравится выискивать в интернете интересные случаи, то вы найдете множество необычных примеров дружбы человека с животными. Как правило, животные в дикой природе создают прочные отношения с представителями своего вида. Но иногда, по той или иной причине, они переключают свое внимание на людей. Возможно, они нам симпатизируют. Когда мне было десять лет и мы жили в Калифорнии, я стал «мамой» для четырех утят. Каждый день они провожали меня в школу и даже пытались войти за мной в здание. Пока я учился, они развлекались в ближайшем парке. После чего мы все возвращались в наш дом с большим садом и бассейном (прудом для них). Я души в них не чаял. Наверное, они привязались ко мне из-за импринтинга, про который вы наверняка слышали: первым живым существом, кого они увидели, когда вылупились, был я (уже не помню, почему так произошло), и, естественно, они считали меня своей матерью.
Но иногда желание подружиться с человеком изъявляют дикие птицы, и этому нет никакого объяснения. Я знаю случай, когда дикая гусыня решила стать лучшим другом мужчине-пенсионеру: она ходила за ним по пятам во время его ежедневной прогулки в парке, а когда он садился на свою «веспу»
[53], гусыню приходилось отгонять, чтобы она не увязалась за ним домой. Это получалось не всегда. Неизвестно, как закончится эта история, но могу поспорить, что мужчина будет грустить, если с птицей что-то случится; а если птица переживет его (и это вполне вероятно), то грустить будет она
[54].
Гораздо меньше историй про людей, которые живут в непосредственной близости от леса или джунглей и к которым животные сначала приходят познакомиться, а потом регулярно их навещают. Такие люди чувствуют себя незаурядными, даже исключительными, избранными: «Это животное понимает, что я не такой, как все».
Самое интересное, что почти каждый человек допускает мысль, что он мог бы приручить дикое животное, но, скорее всего, ни одно дикое животное не посещают такие мысли. Дети тоже мечтают о дружбе с диким (и неизменно могущественным) зверем. Но понимание того, что однажды дружба закончится и на ее место придут печаль и скорбь, тоже часть этой истории. Мы не можем полностью преодолеть межвидовой барьер. Как правило, всё не слишком хорошо заканчивается, и это понятно даже ребенку. Возможно, в этом кроется причина нашей крепкой связи с собаками и кошками.
Пожалуй, коснусь и наших заблуждений. Мы понемногу начинаем признавать, что многих вещей не понимаем. Мой любимый вопрос: «Что про нас подумают лет через пятьдесят или сто?» О чем наши потомки скажут: «Как они могли быть такими глупыми?» Мне кажется, в первую очередь речь пойдет о растениях. Если бы несколько лет назад мы заявили, что у деревьев есть сознание (наивная, но занимательная книга Питера Томпкинса и Кристофера Берда «The Secret Life of Plants» («Тайная жизнь растений»), изданная в 1973 году, не в счет), нас подняли бы на смех. Сегодня же модно рассуждать на тему осознанности у деревьев. Мы стали присматриваться к ним с тех пор, как в 1995 году вышел прекрасный сериал Дэвида Аттенборо «Невидимая жизнь растений», снятый BBC. Он заканчивается мудрыми словами:
«С момента своего появления на планете мы только и делаем, что срубаем деревья, выжигаем леса или отравляем землю. Сейчас растениям приходится особенно трудно. ‹…› Мы уничтожаем растения из прихоти. Ни человек, ни другие животные не смогут выжить без них. Пришло время научиться защищать наше зеленое наследие, пока мы все не погибли».
Сейчас большой популярностью пользуется книга, о которой я упоминал чуть ранее, – «Тайная жизнь деревьев». Она доносит до обычного читателя, как взаимодействуют друг с другом деревья и какая сложная на самом деле у них жизнь.
Я не представляю своей жизни без растений. Возможно, они понимают, что я забочусь о них, поливаю, скрашиваю им существование. И от этого моя жизнь также становится лучше: мне приятно, когда меня окружает зелень. Как, наверное, и любому человеку. Даже врачи признают, что пациенты быстрее поправляются, если рядом с ними стоят зеленые растения или за окном видны красивые пейзажи.
В детстве я «держал» птиц. Я поставил это слово в кавычки, потому что так правильно. Птицы созданы не для того, чтобы их держать. Они должны летать, находить себе пару и проживать жизнь, как задумала природа. Но все же мы привязываемся к птицам, которых вырастили, и, кажется, это взаимно. Многие птицы выбирают партнера на всю жизнь, но, если это не получается, у них остается единственная возможность – переключиться на человека. «Моя» птица привязалась ко мне, и то, насколько глубока подобная связь, мне недавно напомнила замечательная книга Лорин Линднер «Birds of a Feather: A True Story of Hope and the Healing Power of Animals» («Птицы одного полета: история надежды и целительной силы животных»).
Лорин – психолог, специалист по травмам и посттравматическим расстройствам, в первую очередь в результате военных конфликтов. На территории медицинского центра для ветеранов в Западном Лос-Анджелесе Лорин создала заказник для попугаев Serenity Park площадью 156 гектаров, чтобы через общение с птицами помочь ветеранам-военным. Сейчас Serenity Park входит в центр спасения животных The Lockwood Animal Rescue Center, где находят убежище волки, шакалы, койоты, лошади, попугаи и другие животные. К Лорин попадали попугаи, от которых отказались бывшие «хозяева» или которых власти забрали у них из-за жестокого обращения. Я несколько раз бывал в Serenity Park и могу сказать, что у Лорин особый дар находить контакт с попугаями. Я написал ей письмо, в котором попросил ее поделиться со мной опытом, как она переживала их смерть. Никогда еще я не слышал историю такого страдания по ушедшим питомцам.
«Два моих молуккских какаду, Сэмми и Манго, были на передержке. Я собиралась забрать их через несколько дней и привезти домой, когда мне в панике позвонила смотрительница. Она обнаружила окровавленного Манго на земле. В состоянии травмы у нас начинается диссоциация
[55]. Все кажется нереальным. Люди, побывавшие в такой ситуации, говорят, что время остановилось или что они вышли из тела и смотрели на себя сверху. Я не помню, как ехала с Манго. Друг вел машину, а я держала попугая на руках – от заказника до ветеринарной клиники. Манго едва дышал, медленно открывая и закрывая глаза. Кровь была повсюду, и я не знала, где именно он ранен. Его глаза блестели и не двигались. Это было в выходной день, и наш постоянный ветеринар-орнитолог уехал. Я отвезла Манго в круглосуточную ветеринарную клинику и осталась там с ним на ночь.
Ветеринар обработал раны, остановил кровь и поставил капельницу. Манго стал похож на себя.
Он немного поспал, а я сидела рядом и следила, дышит ли он. Я смотрела, как его маленькая грудь вздымается и опускается. “Прошу тебя, держись”, – шептала я.
