Монаху-экскурсоводу отец наместник дал распоряжение подольше показывать гостям Богом зданные пещеры — авось на Святую Г орку просто не хватит сил и времени. Но глава делегации сразу же заявил, что пещеры уже видел, а вот Святая Горка и библиотека его очень интересуют. Стало окончательно ясно, что комиссия приехала по чьей-то «наводке» — библиотеку тоже ремонтировали, и тоже без санкции ВООПиКа.
Наместник распорядился показывать и рассказывать обо всём, что пожелают члены делегации, а потом вести их на обед. А сам, не мешкая, бросился в келию о. Иоанна:
— Батюшка, кто-то на нас донёс! Приехала комиссия из Москвы. Их сопровождает уполномоченный. Они пошли в библиотеку и на Святую Г орку. Батюшка, помолитесь, а я пойду к эконому и скажу, чтобы рабочих убрал с объекта.
О. Иоанн без лишних слов надел епитрахиль и тут же встал на молитву. А архимандрит Павел приказал монастырскому эконому о. Филарету убрать со строительства часовни рабочих. Это заняло буквально пару минут. Вышел из братского корпуса на Успенскую площадь... и увидел, что солнечный тихий денёк сменился настоящей снежной бурей. По площади мела метель, а снег валил такой, что в десяти метрах ничего не было видно.
Вспоминает Патриарший Экзарх всея Беларуси митрополит Минский и Заславский Павел: «Входят члены делегации. Все в снегу. Ругают погоду на чём свет стоит и, конечно, псковский климат. Сели за стол. После закусок подали первое, и все обратили внимание, что за окном просветлело. Снег прекратился, и через несколько минут засияло солнце. Опять все стали говорить о причудах псковского климата.
Я предложил им вновь пойти на Святую Горку, потому что, с их слов, они толком ничего не успели там рассмотреть, так как снег забивал им глаза, но они категорично отказались. За столом было теплее».
Год 1989-й ознаменовался тем, что 5 февраля о. Иоанн подал заявление о своей реабилитации — он ведь так и оставался «досрочно освобождённым», с которого не сняли вины. Поскольку «реабилитанс» горбачёвской поры носил массовый характер, уже 15 июня того же года батюшка был реабилитирован. Но — характерная деталь эпохи — самому о. Иоанну об этом так и не удосужились сообщить!.. В итоге он пребывал в убеждении, что его прошение то ли затерялось, то ли просто не было удостоено ответом. Лишь в 2005-м, когда по настоянию наместника монастыря ходатайство было возобновлено, обнаружилось, что о. Иоанн давным-давно реабилитирован, о чём ему прислали соответствующую бумагу...
24 апреля 1989-го батюшка был награждён вторым наперсным крестом с украшением. В аттестации на награду наместник архимандрит Павел указывал: «Пользуется заслуженным уважением и авторитетом среди братии обители, духовенства и верующих людей. С особым благоговением совершает богослужение. Является прекрасным проповедником слова Божия и учителем благочестия. Своей высоконравственной и трезвой жизнью руководит и ведёт ко спасению всех приходящих и обращающихся к нему людей».
А за стенами обители между тем ширился поток преобразований, безвозвратно менявших страну и общество. Одним из самых модных понятий стала «гласность», под которой чаще всего подразумевалась свобода публикации в СМИ всяческой «чернухи», клеветы и откровенной лжи. О. Иоанн с недоумением и огорчением узнал, что и его имя используют в корыстных целях нечистые на руку люди. Так, в одном из московских ротапринтных журналов он обнаружил статью «Письмо священнику», подписанную его собственным именем. Пришлось составлять специальное письмо на имя Псковского владыки Владимира, где о. Иоанн объяснял, что не имеет к публикации ни малейшего отношения.
Весной о. Иоанну предложили совершить паломничество в Иерусалим. Но здоровье 79-летнего человека уже не позволяло предпринимать такие поездки, и 9 мая 1989-го батюшка послал на имя главы Отдела внешних церковных сношений митрополита Минского и Слуцкого Филарета (Вахромеева) письмо, где с грустью разъяснял причины своего отказа: «Нынешнее моё физическое состояние подрезает крылышки душе, дерзнувшей осуществить желаемое. Простите, вряд ли возможно для меня сейчас столь дальнее путешествие-паломничество, и тем более в это время года. Пережитые дни Страстной и Светлой седмиц так явственно заявили, что силы мои убывают, а восстанавливаются только в довольно длительном отдыхе». Да и более близкие путешествия были уже тяжелы. Даже на просьбу старого друга епископа Волоколамского Питирима посетить освящение нового храма в Иосифо-Волоколамском монастыре батюшка вынужден был отвечать отказом. «Получил, и порадовался, и погрустил, — писал он владыке Питириму. — Порадовался, что ещё открываются Божии храмы, а погрустил, что не могу принять участие в столь великом торжестве. Курс лечения, который я прохожу сейчас, уже начат, а общее состояние моё требует, чтобы я прошёл его до конца. Круглосуточное многолюдие каждого года начинает сказываться всё ощутимее и верно ещё усугубляется бременем лет, ведь мне идёт 80-й год, и теперь без месячного затвора-отдыха, и лечения, и уединения в лоне природы не хватает моих сил, чтобы совершать благословенное мне дело — служение людям».
Месячный затвор-отдых, о котором шла речь в этом письме, — это единственный возможный для батюшки недлинный вояж в эстонское село Вярска (по-русски оно когда-то называлось Верхоустье), в тридцати километрах от Печор. Там он начал бывать ежегодно с лета 1985-го. Вярска находится на западном берегу Псковского озера, в непосредственной близости от границы с Россией. Место очень живописное и, главное, тихое: в то время там почти не было туристов. В Вярске о. Иоанн селился в маленьком одноэтажном домике по адресу улица Силла (Silla), 1. Там жил диакон местного храма о. Михаил, очень любивший и почитавший батюшку; его семья занимала половину дома, а вторую предоставляли о. Иоанну.
Просыпаясь в Вярске по утрам, о. Иоанн первым делом уходил в предрассветный, окутанный туманом лес, чтобы встретить восход солнца на поле, за чтением акафиста «Слава Богу за всё». «Слава Тебе, показавшему нам свет!» — слышали его спутники... Возвращались после молитв уже через оживший лес, под перекличку птиц. Днём старец обычно уединялся на опушке леса с книгой, а келейницы поодаль собирали грибы или ягоды. Однажды к о. Иоанну подошла отделившаяся от стада овечка и дважды ласково лизнула его в лицо, а он в ответ так же ласково поцеловал её в лобик. И рассказал, как в детстве, в Орле, во время детской игры к нему точно так же приблизился барашек с позолоченными, как ему показалось, рожками и «поцеловал» в щёку. Родные тогда восприняли это за знак того, что Ваня станет священником, что и произошло.
Вообще животные, как и люди, тянулись к о. Иоанну словно сами собой, неосознанно, а он их обожал ещё с детства. В Летове любил брать в руки новорождённых гусят, обязательно спросив при этом разрешения у гусыни. Завидев телёнка, шёл к нему, гладил, долго говорил ему что-то. В монастыре с удовольствием кормил лошадей. А в Вярске у него был любимый пёс, курчавый и лохматый настолько, что не было видно глаз, — Нопи. Батюшка подолгу играл с ним, разговаривал, и было полное ощущение того, что Нопи понимает обращённые к нему слова.
— Я ведь горожанин, и как мне радостно видеть всё это живое, ведь этого я в жизни мало видел, — объяснял о. Иоанн.
