Одной из ярких черт характера о. Иоанна был мягкий юмор. «Он любил и пошутить, как и старец Николай (Гурьянов), рассказывал смешные истории. Но проявлял присущую ему во всём деликатность: если человек начинал смущаться, не относится ли рассказанная история к нему, старец начинал оправдываться и говорил: “Да вы это на свой счёт не принимайте!”» (протоиерей Владимир Цветков). Шутки о. Иоанна всегда были добродушные и мягкие, без малейшего яда. Так, видя, что молодой послушник не поспевает за ним по монастырю, он говорил: «Я ведь уже дедушка. Тоже устаю». А вот какому-то иеромонаху, навязчиво рассказывавшему о том, что сподобился видения Богородицы, батюшка коротко сказал:
— Вы — православный иеромонах. И, простите меня, такую чушь порете.
Подшучивал и над собой. Когда его проповедь слишком затягивалась, под его ногами начинали незаметно подёргивать в сторону алтаря ковёр. «Чувствую, что ковёр поехал», — с юмором говорил батюшка. Значит, пора «закруглять» проповедь.
В другой раз он спросил у старушки с большой свечой в руках:
— А ты, милая, чего тут?
— Да вот, на отчитку пришла.
(Отчитка — это особый молебен о недужных и страждущих от нечистых сил, проще говоря — изгнание бесов).
— А что же это с тобой?
— Да голова, батюшка, сильно болит.
— А у меня-то знаешь, как иногда голова болит! Ну, тогда и меня надо отчитывать.
На многие вопросы о. Иоанн отвечал притчами, чаще полушутливыми. Благодаря им разрешались многие вполне серьёзные вопросы, связанные как с мирским, так и с духовным бытием.
«Я однажды застала такой разговор: какая-то женщина стала ему жаловаться, что у неё соседка колдунья и вредит её жизни. А старец сказал ей: “Знаешь что, вот я живу на свете уже почти семьдесят лет и ни разу не видел плохого человека. Кроме себя самого”» (Т. Горичева).
«Такой вопрос я задал однажды отцу Иоанну: “Батюшка, скажите, как сочетать своё послушание: без конца с утра до вечера попечение о стройке, о восстановлении монастыря — суета сует в течение всего дня?” Я думаю, что такой же вопрос мог бы задать любой человек, с утра до ночи работающий в заботах о прокормлении своей собственной семьи. И в общем-то, для молитвы, для духовной жизни выкраиваются какие-то минуты — или субботний и воскресный день.
И на это отец Иоанн ответил следующее: “Вы знаете, батюшка, наша жизнь должна быть похожа на торт ‘Наполеон’ — тесто, крем, тесто, крем, а сверху пудра. Если наш торт будет состоять только из одного теста, то он будет невкусный. Если он будет состоять только из одного крема, то он будет слишком приторный. А если тесто будет слоями перемежаться с кремом — тесто-крем, тесто-крем, тесто-крем, а сверху пудра — тогда такой пирог будет сладкий. Тесто — это наши труды, это наши мирские попечения. Если вся наша жизнь будет состоять только из них, то такая жизнь будет несладкой. Если у нас будет только один крем, то есть только одна молитва с утра до ночи, что в нашей жизни фактически невозможно, то это тоже будет неправильно, да и не получится. А у нас всё должно быть гармонично и размеренно — наши труды должны переплетаться с молитвами. Причём не обязательно с продолжительными — можно с совсем краткими: ‘Господи, благослови. Господи, помоги. Господи, благодарю’. ‘Отче наш’. Молитва Иисусова. И так наши труды, перемежаясь и переплетаясь с молитвами — это и будет сладкий пирог для Христа”. Я спросил: “А что же такое пудра?” — “А пудра — это смирение. Потому что если труды и молитва будут без смирения, тогда, как говорили оптинские старцы, есть смирение — всё есть, а нет смирения — ничего нет”» (игумен Мелхиседек (Артюхин)).
Тому же игумену Мелхиседеку батюшка однажды рассказал притчу, основанную на своём детском воспоминании:
— Вы знаете, однажды в России до революции был такой аттракцион: на ярмарку часто приезжал цирк, и в этом цирке были разные представления. И вот одно представление, один аттракцион назывался следующим образом: “Живой Пётр I за 20 копеек”. Была устроена палатка, в палатке была устроена огромная подзорная труба, заходил человек, и он начинал смотреть в эту подзорную трубу, чтобы увидеть живого Петра I. Обслуживающий персонал говорил: “Ну, настраивайте”. Он настраивал. “Ещё сильнее настраивайте”. Он ещё сильнее настраивал. И тогда, когда уже ничего не получалось, у него спрашивали: “Ну, что? Видишь?” — “Нет, ничего не вижу”. И тогда ему говорили: “Ну, надо же! Чего захотел — живого Петра I увидеть за 20 копеек!” И вот на этом заканчивался аттракцион.
Вот так и мы в нашей жизни — порой за 20 рублей или 20 копеек хотим увидеть живого Христа. Нет. Надо подвизаться, надо трудиться, надо жить напряжённой духовной жизнью, потому что человек что посеет, то и пожнёт: сеющий скудно — скудно и пожнёт, сеющий щедро — щедро и пожнёт».
Приходилось батюшке решать и вполне серьёзные церковные проблемы. О. протоиерей Павел Недосекин оставил воспоминания о том, как его и ещё четверых священников-посетителей о. Иоанн привлёк к решению вопроса, как поступить со священником, во время Божественной литургии по неосторожности выплеснувшим часть Святой Крови на антиминс. Характерно, что правящий епархией митрополит, которому священник принёс покаяние, сказал ему: «Вот что, брат, вина твоя велика. Поступим так: ты пока не служи, а езжай к отцу Иоанну Крестьянкину в Печоры. Как он решит с тобой, так и будем делать». И суд батюшки был милостивым, но и притом справедливым.
Множество мемуаристов утверждают, что батюшку вообще невозможно было увидеть рассерженным или строгим. Однако это далеко не так. Когда нужно, отец Иоанн мог быть суровым и даже грозным. Мог прямо спросить человека: «Зачем Вы приезжаете ко мне, если не исполняете моего благословения?»
«Ласковость отца Иоанна одновременно была чужда сентиментальности, слащавости, потому что она сочеталась со строгостью. Потом я поняла, что это вообще особенность старческого поведения. Старец прямо и строго говорил мне о моих недостатках, но я всё равно уходила от него утешенная» (Т. Горичева).
«Когда батюшка обличал в чём-нибудь, чувствовалось, с какой болью он переживает за душу того, кого приходится обличать. Один раз я его видела очень грозным, тогда он на проповеди обличал монахов. Слова обличения произносились с такой силой, что меня охватило сильное волнение» (Г. П. Коновалова).
«Батюшка, между прочим, был очень строгим — он делал замечания, если кто-то разговаривал во время богослужения; но помню, как однажды молодые монахи в ответ на его замечания стали шутить, и батюшка, расстроенный, встал в уголок и усердно молился <...> Но потом те же монахи стали относиться к нему как к старцу, стали ходить за советом. <...> Вообще батюшка был чтитель канонов, считал, что каноны написаны Духом Святым. Он, например, строго придерживался убеждения, что священство имеют право принимать только те, кто не имеет канонических запрещений. <…> Строго относился к благословению на супружество. Считал, что люди должны быть женихом и невестой не менее трёх лет, чтобы хорошо узнать друг друга перед тем, как венчаться. Так же считал, что разница в возрасте не должна превышать пяти лет, в ту и другую сторону (старше — младше). При благословении на монашеский путь считал обязательным получение материнского благословения» (протоиерей Олег Тэор).
