И все-таки твердых улик, с которыми можно было бы идти в суд, у контрразведчиков не было. У ФБР не было абсолютных доказательств, что Блоч через Бикмана передавал Советам секретную информацию. Бескомпромиссный главный специалист по делам о шпионаже Министерства юстиции Джон Мартин требовал четких доказательств. Теду Прайсу и его коллегам в контрразведке оставалось только продолжать наблюдение.
Парк Айдлвуд, Фэйрфакс, Виргиния.22 мая 1989 года
Для Роберта Хансена Феликс Блоч не значил ничего, даже меньше чем ничего. Это был денди из Госдепартамента, который себя скомпрометировал и заслуживал ареста. Из материалов на Блоча, которые видел Хансен, этот дипломат представлялся ему изысканным еврофилом, как раз таким типом, на которого работник ФБР с удовольствием надел бы наручники. Но другой Роберт Хансен, советский шпион, имевший секретный псевдоним «Б», мог понять этого человека, ведшего тайную жизнь. Более того, он считал своим долгом предупредить КГБ, что один из его агентов попал в беду. Бикман был профессиональным разведчиком, действовавшим без дипломатического иммунитета, и в случае ареста ему грозило длительное тюремное заключение. «Блоч был таким растяпой, — писал впоследствии Хансен КГБ, — что мне просто не хотелось его защищать. Но он был вашим другом и был еще ваш нелегал, которого я хотел спасти».
И вот, преодолев свою неприязнь к Блочу, Хансен поставил сигнал вызова к тайнику «Боб», расположенному под пешеходным мостом в парке Айдлвуд, недалеко от его дома. Там он оставил пакет для своих кураторов из КГБ. В пакете была информация о разработке Блоча ФБР и предупреждение о том, что Рейно Бикман «засветился». Хансен также возвратил КГБ бриллиант, которым с ним ранее расплатились, — он хотел получить наличные.
Попутно он передал компьютерную дискету с секретной информацией о некоторых технических программах ФБР и записку с номером счета в швейцарском банке, на который КГБ может переводить ему вознаграждение.
Закончив мероприятие по связи с КГБ, Хансен спокойно отправился домой к своей семье. С тех пор как много лет назад в 1980 году Бонни Хансен случайно обнаружила, что ее муж связан с советской разведкой, она неоднократно прямо спрашивала его, не взялся ли он за старое. В таких случаях он всегда изображал обиду на то, что она не верит данному им обещанию. Их растущая семья жила небогато, и это убеждало ее в том, что Боб держал свое слово никогда больше не связываться с русскими. Во всяком случае, она не замечала, чтобы у него появлялись какие-то свободные деньги. Позже, правда, ее брат и золовка утверждали, что она как-то рассказывала им, что находила в доме большие суммы денег, но она отвечала, что не понимает, что они имели в виду.
Конечно, были какие-то странные моменты, когда Боб давал волю своей фантазии. Иногда он водил Бонни в дорогие магазины и настаивал, чтобы она примеряла бальные платья. Бонни думала, что это было так глупо — с ней, матерью шестерых детей, обращаются, как с Золушкой, и она совершенно четко давала ему понять, что ей не нужно такое платье. Как-то, потеряв терпение, она спросила его, куда она пойдет в таком платье?
На самом деле у Боба был ответ. Конечно, на президентский бал по случаю инаугурации. Он объяснил жене, что получил приглашения на инаугурационные балы республиканцев — по всей видимости, на бал Джорджа Буша либо на бал Рональда Рейгана или на оба.
Изучение материалов Федеральной комиссии по выборам не выявило данных о том, что Роберт Хансен когда-либо оказывал финансовую помощь кому-то из кандидатов в президенты или в ходе других выборов. Однако приглашения на инаугурационные балы, как правило, даются тем, кто принимал участие в избирательной кампании или оказывал материальную помощь кандидатам. Следовательно, вполне возможно, что он жертвовал деньги каким-то организациям или политическим партиям. Это позволяет задаться вопросом: мог ли Боб Хансен жертвовать полученные от КГБ деньги на нужды Республиканской партии?
После ареста мужа Бонни сообщила, что, по ее мнению, он оказывал материальную помощь избирательным кампаниям Республиканской партии и некоторым другим консервативным организациям. Осталось неясным, действительно ли Бонни располагала четкими сведениями о том, что ее муж оказывал финансовую помощь политическим кампаниям, но проводившееся расследование, похоже, не уделило должного внимания проверке этой информации.
Вашингтон. 22 июня 1989 года
Снова посреди ночи в доме Феликса Блоча зазвонил телефон. На этот раз звонивший мужчина назвался Фердинандом Паулем и сообщил, что звонит по поручению Пьера, который «не сможет с ним встретиться в ближайшем будущем». Пьер «болен», сказал Пауль. И добавил, что у него «подозревают заразную болезнь».
Перед тем как повесить трубку, Пауль добавил: «Я беспокоюсь о вас. Берегите себя».
Блоч нервно повесил трубку. Он уже понял, что ему надо думать очень быстро. Это был звонок от КГБ. Он знал, что «Пьер» — это Гикман, и сообщение означало, что Гикмана кто-то предал. Теперь КГБ сообщал ему, что над нимгоже нависла угроза.
Благодаря полученному еще в мае предупреждению Гикман успел бежать в Москву, но КГБ, получив сигнал от Хансена, ждал целый месяц, прежде чем предупредить Блоча. В силу каких-то причин Советы решили сначала предупредить Гикмана и только потом Блоча. Теперь Феликс Блоч был оставлен один на один со своей проблемой.
Когда на следующее утро Блоч приехал на работу в Госдепартамент, он понял, насколько одинок. Агенты ФБР, перехватившие ночной телефонный звонок, были в ярости, что кто-то предупредил Блоча. Они тут же предъявили ему обвинение, и Блоч почувствовал, как мир вокруг него рушится. Однако предупреждение КГБ сыграло свою роль и позволило ему выдержать жесткий допрос ФБР. Он стоял на своем, отказываясь признаваться в чем-либо, что давало бы основание для его ареста.
Раздосадованное упрямым запирательством Блоча и собственной неспособностью получить согласие Министерства юстиции на арест, ФБР установило за Блочем открытое наблюдение и стало «водить» его по всему Вашингтону. К началу июля сведения о том, что в Госдепартаменте появился человек, подозреваемый в шпионаже, стали достоянием гласности, об этом сообщила телекомпания «Эй-Би-Си». Теперь вместе с бригадами ФБР за Блочем стали ездить бригады тележурналистов, и расследование, которое Тед Прайс хотел держать в секрете, превратилось в цирк для прессы. Телевизионные кадры, показывавшие Блоча, подавленно сидящего в парке на скамейке в окружении телевизионных камер и репортеров, вызывали почти симпатию к этому довольно несимпатичному человеку.
В условиях такого всеобщего внимания ФБР стало еще труднее убедить Министерство юстиции принять правовые меры в отношении Блоча. Дело зашло в тупик, вызвав разочарование и недовольство следователей ЦРУ и ФБР, которые, по их представлениям, были так близки к тому, чтобы «пригвоздить» Блоча, а теперь бессильно наблюдали, как он ускользает у них из рук.
Конечно, Блочу не удалось полностью избежать наказания. Его уволили из Госдепартамента за нарушение требований безопасности, и он был вынужден уехать в Северную Каролину, где работал сначала продавцом в бакалейной лавке, а потом водителем автобуса. Жена с ним развелась, и он тратил все свои силы на безнадежную тяжбу с Госдепартаментом, лишившим его права на пенсию.
