- Она у тебя "сова"? - поинтересовался Томми.
- Круглосуточная сова, - серьезно ответила Дел. - Она вообще не спит.
- Никогда?
- После случая в Тонопе - никогда, - уточнила Дел, но Томми все равно ничего не понял.
- Это которая Тонопа? В Неваде? - переспросил он.
- Да. Собственно говоря, это было не в Тонопе, а неподалеку от нее, на берегу озера Мад.
- Озера Мад? О чем ты говоришь?
- О том, что случилось двадцать восемь лет назад.
- Двадцать восемь?
- Ну примерно. Мне сейчас двадцать семь, так что...
- Ты хочешь сказать, что твоя мама не спит двадцать восемь лет подряд?
- Ей тогда было двадцать три.
- Каждый человек должен спать, - уверенно сказал Томми.
- Нет, не каждый. Вот ты не спал целую ночь - разве тебе хочется спать?
- Раньше хотелось, а сейчас...
- Вот мы и приехали, - перебила его Дел, сворачивая в какой-то тупик.
В конце короткой улицы была небольшая пальмовая роща, за которой виднелась каменная стена, освещенная замаскированными в траве ландшафтными светильниками. В стене были высокие ворота, увенчанные остроконечными пиками дюймовой толщины. Над воротами - в углублении каменной кладки - виднелись какие-то отлитые из бронзы знаки, напоминающие иероглифы, и Томми подумал, что по сравнению с этим внушительным порталом охраняемые ворота владения выглядят сделанными из фольги.
Остановив машину напротив ворот. Дел опустила стекло и нажала кнопку вызова на переговорном устройстве, установленном на отдельном каменном столбе.
Из громкоговорителя раздался сочный, чуточку торжественный баритон, говоривший с явным британским акцентом:
- Добрый вечер, что вам угодно?
- Это я, Маммингфорд! - нетерпеливо отозвалась Дел.
- Доброе утро, мисс Пейн, - невозмутимо сказал тот же голос, и ворота медленно отворились.
- Маммингфорд? - переспросил Томми.
- Дворецкий, - пояснила Дел, снова поднимая стекло.
- И он тоже не спит?
- Кто-то обязательно должен оставаться на дежурстве, но мне кажется, что Маммингфорд сам предпочитает ночные смены, потому что ночью здесь бывает интереснее всего, - загадочно сказала Дел, въезжая под арку ворот.
- А что означают эти письмена над воротами?
- Они означают: "Тото, мы больше не в Канзасе"
[10]
.
- Нет, я серьезно.
- И я тоже. У мамы свои капризы.
- И все-таки, на каком языке сделана эта надпись? - не сдавался Томми, оглядываясь на оставшиеся позади ворота, которые медленно закрывались.
- Большая Куча, - сказала Дел.
- Это такой язык?
- Нет, название усадьбы. Смотри сам. Усадьба Пейнов, стоявшая на окруженном высокой каменной стеной участке площадью около пяти акров, действительно была самой большой среди всех, которые они проехали. Томми увидел перед собой довольно высокое и широкое здание, выстроенное в хорошо знакомом ему романтическом средиземноморском стиле: с мраморными колоннами и крытыми верандами; с многоярусными вереницами арок; с решетчатыми шпалерами, увитыми благоухающим жасмином; с балконами, заросшими красной бугенвиллеей; с колокольными башенками и куполами. Глядя на множество крутых коньков, на мансарды и путаницу переходящих одна в другую крыш, крытых красной черепицей, он даже подумал, что сверху усадьба, наверное, больше похожа на целую итальянскую деревню, чем на одиночное, пусть и внушительное по размерам здание. Кроме того, усадьба была так искусно подсвечена множеством скрытых в самых неожиданных местах светильников, что напоминала собой тщательно выполненную театральную декорацию к самому навязчиво-экстравагантному мюзиклу, который когда-либо ставил британский гений бродвейского кича Эндрю Ллойд Вебер.
Подъездная дорожка, по которой ехал "Феррари", пошла под уклон и привела их на просторную, вымощенную каменными плитами стоянку для автомобилей, в центре которой высился четырехъярусный фонтан, украшенный фигурами пятнадцати одетых в тоги мраморных дев в натуральную величину. Вода лилась из каменных ваз и кувшинов, которые они держали в руках.
Объезжая вокруг фонтана и подруливая к парадной двери. Дел сказала:
- Мама хотела бы иметь что-нибудь более современное, но застройка разрешалась только в средиземноморском стиле - наверное, из-за близости к океану, - а местная комиссия по архитектуре понимает этот стиль довольно узко. Процесс хождения по инстанциям и бесконечная процедура согласований и пересогласований довели маму до того, что она разработала самую нелепую пародию на средиземноморский стиль, какую только видел мир. Она-то рассчитывала, что проектировщики и бюрократы из архитектурной комиссии ужаснутся и изменят свое отношение к ее более ранним проектам, но этот дом им неожиданно понравился, и они выписали ей разрешение. Тогда мама решила, что из всего этого выйдет довольно удачная шутка, и вот он был построен.
- Она построила все это просто для того, чтобы пошутить? - уточнил Томми.
- Ну да! - пояснила Дел. - Она в этом смысле просто молодчина. Когда соседи начали придумывать своим домам разные красивые названия, она тоже не осталась в стороне и назвала усадьбу "Большая Куча". Правда здорово?
Она остановила "Феррари" перед стрельчатой аркой мраморного портика с колоннами. Покрывающая их резьба изображала листья винограда. Томми сразу обратил внимание, что почти за каждым окном на первом этаже усадьбы мерцает янтарно-желтый или мягкий розоватый свет, и поинтересовался:
- Тут что, вечеринка? В такой час?
- Вечеринка? Конечно, нет! Просто мама любит, когда дом сияет огнями. Как туристский лайнер в ночном море, как она выражается.
- Почему?
- Чтобы лишний раз напомнить себе и всем, что все мы - просто пассажиры, совершающие удивительное и волшебное путешествие.
- Она так говорила? - насторожился Томми.
- Разве это звучит плохо?
- Именно так и должна говорить твоя родная мать, - вздохнул Томми.
Ведущая к крыльцу мощенная известняком дорожка по бокам была украшена мозаичными панелями, сделанными из обожженной глины и желтой керамической плитки.
Обогнав их, Скути бросился по дорожке, оживленно виляя хвостом.
Косяки высокой - не меньше двенадцати футов - входной двери были обложены каменными плитами с затейливой тонкой резьбой, изображающей одного и того же монаха с нимбом над головой. На каждой плите поза монаха была другой - неизменным было блаженное выражение, с которым он взирал на окруживших его животных, веселых и даже, кажется, улыбающихся. Каждая тварь - а здесь были собаки, кошки, голуби, мыши, козы, лошади, коровы, свиньи, верблюды, цыплята, утки, совы, гуси, еноты и кролики - имела над головой свой собственный нимб.
