Но он был там - небольшой просвет меж двух высоких разлапистых елей. Он был совсем незаметен, взгляд зацепился за него, когда я уже почти проехал. Ударив резко по тормозам, я сдал назад, и, включив левый поворотник, свернул на небольшую дорожку, уходящую вглубь леса.
Я почти не удивился, когда через несколько минут оказался перед низким забором, опоясывающим знакомый голубой дом. Некоторое время я сидел в машине и смотрел на эту картину, боясь, что мираж рассеется, и всё виденное мной окажется сном.
Я трусил, и мне понадобилось некоторое время, чтобы заглушить двигатель и выйти из машины.
Я медленно шел по очищенной от снега дорожке, залитой пробивающимся через ветви вековых елей рассветным солнечным светом. Я увидел гнутую деревянную арку, через которую когда-то попал сюда: сейчас, как и тогда, она была такая же белая от налипшего на неё снега.
Из каминной трубы поднимался лёгкий дымок, в каждом окне горел свет. Как и в масляном фонаре, стоящем перед домом и украшенном зелёным венком с широким красным бантом. В прошлый раз его не было, как и донельзя смешного снеговика у арки, с пуговицами-угольками и нахлобученной на голову старой зелёной шляпе. Как и детских санок, прислонённых к забору.
Я не стал стучать, а просто повернул ручку и вошёл в открытую дверь.
В доме было тихо, только тикали большие часы, стоящие в коридоре. Я заглянул в гостиную и увидел наряженную ёлку с лежащими под ней разноцветными свёртками. Рядом, на низеньком столике - стакан с молоком и тарелка имбирного печенья.
Я шёл по дому и везде выключал свет. На втором этаже я зашёл в спальню Лили, но она была пуста. Дверь в комнату, которую она когда-то отвела мне - ту, где мы провели нашу единственную ночь, - была закрыта. Затаив дыхание, я медленно открыл её.
Настенный светильник освещал спальню, позволяя хорошо рассмотреть две фигурки, лежащие на большой кровати.
Лили и малышка спали, отвернувшись от света. Я замер на пороге, стараясь унять сердцебиение.
Мои родные. Живые.
Успел!
Я бросил взгляд на камин. Защитный экран, в прошлый раз стоявший здесь в декоративных целях, был отставлен в сторону. На моих глазах порывом ветра из печной трубы выдуло несколько горящих угольков, которые попали на лежащую у кровати плетёную циновку. Она сразу же начала тлеть.
Вот она – причина пожара. Всё случилось именно так!
Я с остервенением собрал эти смертоносные угли и вместе с циновкой через окно выбросил на улицу.
Когда я открывал окно, Лили пошевелилась, но не проснулась.
Подойдя к кровати, я с трепетом опустился на колени. Передо мной спали два самых дорогих в моей жизни человека.
Рыжие кудряшки малышки разметались по подушке. Лица её я не видел: она спала на боку, повернувшись к матери. Зато я мог беспрепятственно смотреть на лежащую передо мной женщину, радуясь, что ни одну чёрточку любимого лица так и не смог забыть. Длинные пушистые ресницы, яркие губы, чуть приоткрытые во сне, белокурые локоны, нежная кожа… Мне нестерпимо хотелось поцеловать Лили, но что-то меня останавливало.
И чем дольше я смотрел на неё с нашей дочерью, тем отчётливее понимал, что на этом всё. Моя миссия выполнена. Я не допустил трагедии. Я спас их. Теперь надо вернуться. Осознание этого было настолько острым, что я согнулся как от удара.
Да, всё было именно так и никак иначе. Я мог бы провести всё время мира, наблюдая, как они спят, но это было их время - не моё. Их жизнь - не моя. Каждая секунда, проведённая здесь, чревата для меня безумием там.
- Спите блаженным сном, ангелы мои. Спите…
Каких же сил стоило мне отвернуться. Ещё больших - закрыть дверь в спальню, спуститься на первый этаж и выйти на улицу.
Не осталось ничего. Моя жизнь была сосредоточена на тех, кто сейчас спит в этом теперь уже тёмном доме. Может, мне удастся найти их в будущем. Может, Лили будет ещё жива, когда я в следующий раз увижу её. Может быть, моя дочь…
Каждый шаг, отдаляющий меня от них, был чудовищно трудным. Сердце разрывалось, не желая покидать это место, этот дом, и я не сразу осознал, что не вижу оставленного мной тёмно-серого «бьюика».
Но его не было.
Как не было никаких следов на уходящей вглубь леса дороге. Только белое, ровное, занесённое снегом полотно.
И тогда я понял, что чудо, о котором я горячо молился, произошло.
Мне позволено остаться.
Недолго думая, я развернулся и побежал обратно к дому.
Но, сделав несколько шагов, остановился и поднял глаза к золотому зимнему рассветному небу.
- Спасибо! – тихо произнёс я. – Кем бы ты ни был, спасибо!
Взбежав по крыльцу, я вошёл в дом, чтобы поцеловать ту единственную, что ждала меня здесь, и, наконец, познакомиться со своей дочерью.
Вместо эпилога
- Мисс Свенсон, - окликнул меня голос дежурной медсестры. – Это оставили для вашего отца.
Я взяла протянутый ею небольшой плотный конверт.
- Что здесь?
- Вероятней всего, письмо, - женщина пожала плечами. – Я не захотела беспокоить мистера Свенсона. Решила сначала показать это вам.
Поблагодарив её, я открыла конверт и достала оттуда небольшую рождественскую открытку.
- О, какая интересная вещичка! – восхищённо промолвила медсестра. – Я в детстве собирала открытки. Эта точно откуда-то из сороковых.
Я перевернула её, посмотрев на оборот. Лишь одна надпись от руки, сделанная чернилами – «25.XII.1948». Эта дата мне ни о чём не говорила. Очень странно! Может, отец знает?
- А кто её принёс? - поинтересовалась я.
- Пожилая женщина. Очень красивая. Лет шестидесяти. Попросила передать мистеру Свенсону лично в руки.
- Спасибо ещё раз. Вероятно, это одна из знакомых родителей.
Отец выглядел хорошо. Уже ко вчерашнему вечеру его перевели из реанимации в отдельную палату, и мы с мамой даже успели немного украсить её к Рождеству.
- Динь-динь-динь, с Рождеством, пап! - Я поцеловала его в морщинистую щёку. – Ну, как ты сегодня?
- Нормально, детка. С Рождеством и тебя. А где мама?
- Она будет к полудню, я велела ей отдохнуть. Ты нас так напугал, папуля! Больше никогда так не делай.
- Не буду, - улыбнулся в ответ отец.
- Кстати, ты, оказывается, обзавёлся поклонницами! – Я протянула ничего не понимающему отцу открытку. - Поздравления тебе шлют через медсестёр.
Он долго её рассматривал, а я тем временем, достала из сумки небольшую игрушечную ёлку и раздумывала, куда бы её поставить.
- Ах, он сукин сын!
От удивления я чуть не подпрыгнула: никогда не слышала, чтобы отец ругался.
