Я похолодел:
- А куда именно, вы не знаете?
Мужчина пожал плечами:
- Наверное, в окружной госпиталь. Прихватило старика под самое Рождество.
- Спасибо! – Я уже сбегал с крыльца к ожидающему меня такси: – В больницу!
Добравшись туда, я подошёл к стойке регистрации и, назвав своём имя, попытался узнать о состоянии Свенсона.
- Подобную информацию мы даём только родственником, - сказала мне служащая. – Но, вероятно, миссис Свенсон ожидала вашего прихода, мистер Картер, и попросила вас подняться к ним. Четвёртый этаж, пожалуйста.
Выйдя из лифта, я сразу же их увидел. Миссис Свенсон и её дочь сидели в холе, в руках у обеих были бумажные стаканчики с кофе.
Лили Свенсон немедленно вскочила на ноги и со злым выражением лица двинулась на меня:
- Это вы во всём виноваты! Я же предупреждала вас, у моего отца больное сердце.
Мой взгляд метался между двумя женщинами.
- Мне очень жаль, мисс Свенсон.
- Не надо, Лили, - мать остановила девушку. – Я рада, что вы вернулись, мистер Картер. Вот! – Она подняла с соседнего кресла раздутую картонную папку, перевязанную вощеным шнурком, и с видимым отвращением отдала мне. - Заберите её и уходите. Содержимое этой папки отравило мне жизнь. Я не хочу больше её видеть.
В её глазах стояли слёзы.
Я вышел из госпиталя и сразу наткнулся на небольшое кафе, расположенное как раз напротив входа. Заняв столик, я заказал чашку кофе и размотал шнурок, стягивающий папку.
Она была набита старыми газетными вырезками, копиями документов, свидетельствами о рождении и смерти. Я увидел имена Питера Андерсона, Брэндона Маккормика, Блэков, женщины по имени Луиза Рут, по-видимому, матери Лили. Здесь были старые карты Секима, испещрённые маленькими красными точками, сделанными химическим карандашом. Много старых фотографий, на которых смотрели неизвестные мне люди. Фотографии Лили не было. Я брал каждый листок, внимательно изучал его, и откладывал в сторону. Стопка просмотренных постепенно росла...
А потом я увидел это.
Газета «Пенинсьюла Дейли Ньюз» от двадцать пятого декабря сорок восьмого года. На первой странице жирными буквами большой заголовок: «Трагедия в Рождество». Чёрным маркером над ним было выведено: «Спаси их. Сделай это ради всех нас!»
Дрожащими руками я раскрыл газету, пытаясь вчитаться в расплывающиеся передо глазами строчки:
«В ночь на Рождество в окрестностях Секима произошёл пожар, унёсший жизни двух человек: дочери нашего уважаемого шерифа Питера Андерсона и её годовалого ребёнка.
По словам полицейских, вызванных на место трагедии, огонь заметили с соседней фермы, но когда прибыл пожарный расчёт, тушить уже было нечего. Как стало известно нашему корреспонденту, причиной возгорания стал неисправный старый камин.
Дом сгорел полностью. Вероятнее всего, когда начался пожар, Лилиан Картер и её малолетняя дочь Роуз спали и, либо не успели выбраться, либо задохнулись от дыма.
Редакция выражает соболезнование шерифу Андерсону и всем друзьям и близким погибших. Да упокой Господь их души! Спите в блаженном покое».
Она взяла мою фамилию, вот почему Свенсон не удивился, услышав её.
И вот почему не сохранилось никакой информации об Лилиан Андерсон.
В огне погибла Лилиан Картер.
Моя Лили.
Моя Лили погибла вместе с дочерью.
Моей дочерью.
У меня была дочь по имени Роуз.
Роуз Картер.
Моя девочка.
Мои девочки.
Мои девочки погибли, и не важно, сколько лет назад это произошло. Для меня они умерли прямо сейчас.
Часть 8
Не знаю, сколько времени я просидел в том кафе. Несколько раз передо мной возникала кружка с горячим кофе, но я не помню, чтобы к столику кто-либо подходил.
На улице было уже темно, когда, пошатываясь, я поднялся и начал собирать бумаги.
- Какой самый большой в жизни грех?
Я обернулся к пожилой женщине, в которой с трудом узнал официантку.
- Отчаяние, - подсказала она, не дождавшись моего ответа. - Отчаяние – вот самый большой в жизни грех. Отчаявшийся человек – пустой человек. А вы сейчас отчаялись.
- Да, - кивнул я, соглашаясь. – Я отчаялся.
- Сегодня канун Рождества. Господь милостив к тем, кто верит в него. Только в его силах сотворить чудо, но вы не сможете увидеть его, если отчаялись в него даже поверить.
- Я хочу верить, - проговорил я хрипло. – Мне надо верить. Но теперь уже не во что.
- Тогда молитесь, - уверено ответила мне она.
- У вас есть машина?
Она молча кивнула, доставая из кармана передника ключи.
- Старый "бьюик" перед входом. Иди, сынок. И да поможет тебе Бог.
Я легко нашел выезд из города, быстро доехал до знакомой развилки и, свернув налево, всю ночь ездил по короткому отрезку, соединяющему сто первое шоссе и западную часть города. Наверное, я проехал туда и обратно более сотни раз и всё время горячо молился.
Я молился о том, чтобы Господь явил своё чудо и привёл меня к маленькому голубому домику. Потом я молился, чтобы этого пожара никогда не было. Чтобы, если это хоть как-то могло бы помочь, меня никогда не было в жизни Лили.
- Прошу тебя, Господи, пусть она живёт! Пусть она забудет меня и живёт. Сделай так, чтобы она жила. Забери меня, забери весь этот чёртов мир, но только бы она была. Она должна быть.
Потом я ругался, посылая проклятия:
- Зачем ты дал мне её? Зачем позволил узнать, что у меня была дочь? Чтобы тут же забрать? Что это за изощрённая пытка? Ты хочешь наказать меня? Так наказывай! Но наказывай меня, а не их! Они ни в чём не виноваты…
Рождественское утро было ясным. Я съехал на обочину, и вот уже как два часа сидел в холодной машине, уставившись в одну точку. Это происходит прямо сейчас, если это вообще когда-нибудь происходило. Два года назад я был с Лили, и сейчас в её времени как раз то утро, когда…
У меня ничего не получилось. Я провёл рождественскую ночь в лесу, но так ничего и не нашёл. Свенсон оказался прав, говоря, что мы гоняемся за призраками. Можно положить на это всю жизнь, как сделал он, а можно сейчас завести машину, вернуться в Секим, поблагодарить ту женщину, что одолжила мне "бьюик", а потом сесть на ближайший рейс до Сиэтла и постараться всё забыть.
Наверное, только так я смогу не сойти с ума.
Я завёл машину, и, развернувшись, поехал в сторону шоссе.
Скорее по многочасовой привычке, нежели от желания увидеть что-либо необычное, я смотрел по сторонам.