— Ты уйдешь, Лука! — спокойно, твердо и отчужденно произнесла я, пусть и хотелось кричать на него во все горло: — Уйдешь! Потому что у тебя нет права быть здесь. Ты сам от него отказался.
Демон смотрел на меня сверху вниз. На секунду я поверила, что его буйный нрав победит над здравым смыслом и выплеснется на меня, на Андрея, на весь президентский люкс.
Но Лука на секунду зажмурился, словно пытался взять себя в руки. А когда открыл глаза, я абсолютно ничего не смогла прочесть в его взгляде.
И он отступил. Сделал шаг назад, не мигая и не отводя глаз от моего лица. А потом и вовсе скрылся за дверью, захлопнув ее с тихим щелчком.
— Это что-то новенькое, — пробормотал Эдик, глядя на закрытую дверь, а потом повернулся к нам с Андреем: — Что ж, приятного пребывания в «Шальном бризе». Надеюсь, вы не откажетесь от компенсации за причиненные неудобства. Этот номер в вашем полном распоряжении на неограниченный срок за счет администрации.
— Да брось, Медведь, не бедствую, — фыркнул Андрей.
— Ну, как знаешь, — пожал плечом Медведев и, кивнув мне, вышел вслед за Лукой.
Я стояла посреди номера, не находя в себе силы, чтобы сдвинуться с места. На последние фразы в разговоре с Лукой ушли все мои силы. Плечи опустились, кажется, ладони мелко дрожали. Как и колени. И я поняла, что вот-вот упаду на пол.
Андрей обнял меня за плечи. А я позорно разрыдалась. Сил не было, чтобы сдерживать поток слез.
— Умница. Сильная девочка, — бормотал Андрей, обнимая меня и раскачивая из стороны в сторону, точно ребенка.
Я рыдала, пряча лицо в вороте халата Андрея и цепляясь за его плечи.
— Ты ошибся, Андрей, мне не нужно было возвращаться, — всхлипывала я, обнимая друга. — Мне все еще больно. Очень. Ненавижу его! Господи, как же я ненавижу его!
— И любишь, — вздохнул Андрей, поглаживая меня рукой по затылку.
Я не ответила. Все было предельно ясно. И от этой мысли мне становилось еще больнее.
***
Я не смог уйти далеко. Эдик, догнав меня возле лифта, схватил за шиворот и затолкал в первые двери, распахнутые настежь.
— Не благодари! — хмыкнул Медведев и захлопнул дверь за моей спиной.
Тело трясло от напряжения. Казалось, еще вдох, и меня разорвет от ярости и гнева. На себя, на нее, на Морина, на весь мир.
Первой под руку попалась стеклянная ваза. Я, словно в замедленной съемке, со стороны, смотрел, как стекло вдребезги разлетается, столкнувшись со стеной.
Мой мир погрузился в яркие вспышки. Пульс грохотал в ушах, сливаясь с треском ломающейся мебели и бьющейся посуды.
Осколки впивались в кулаки, но было плевать. Хотелось орать от собственного бессилия. Но все, что я мог сделать, чтобы хоть чуть-чуть заглушить боль, это превратить помещение в руины.
Точно так же, как и нашу с Музой квартиру. Я голыми руками разрушил все комнаты без исключения. А когда пришел в себя, понял, что только в этом доме могу дышать спокойно. Ведь эту квартиру я строил именно для Музы. И сюда я хотел привести любимую. Квартиру пришлось восстанавливать заново. И с каждым отремонтированным квадратом моя надежда на счастье крепла.
А сегодня – все разрушилось, как карточный домик.
Съехав по стене на пол, вытянул ноги. Все еще было трудно дышать. Но ярость утихла, оставив вместо себя опустошение и усталость.
Прикрыв веки, я гнал от себя лицо Музы, возникшее в моем больном воображении, ее глаза, полные слез со слипшимися ресницами.
И не заметил, как дверь тихо открылась. Хруст стекла под ногами незваного гостя сообщил мне, что визитер стоит рядом со мной.
— Вали на хрен! — пробормотал я, лениво приоткрыв глаза.
Согнув ногу в колене, смотрел на свои ладони. Мелкие порезы сочились кровью, но было плевать. Даже если сдохну сейчас от потери крови, плевать.
Андрюха сел рядом, упираясь спиной в стену. Услышал, как щелкнула зажигалка, а секундой позже Морин, кашлянув, выдохнул дым.
— Мне понадобился месяц, чтобы на ее лицо вернулась улыбка. Два месяца – чтобы она перестала рыдать по ночам. Три – чтобы смогла спокойно говорить о прошлом. Четыре – чтобы, услышав твое имя, она не билась в истерике. Пять – чтобы убедить ее, что она умница, красавица и вообще самая замечательная на свете. Шесть – чтобы она вернулась сюда и могла спокойно послать тебя в задницу, — тихо говорил Морин, смахнув пепел с сигареты на пол и передавая ее мне. Как когда-то в юности, когда мы еще были мелкими пацанами, пробовавшими курить за гаражами. — Сам понимаешь, старался не для тебя. Она никогда не впустит в свою жизнь мужика, окончательно не забыв тебя. Муза не воспринимает меня, как мужчину. Я для нее просто друг. Но это не на долго. Пройдет еще месяц, и ты останешься в прошлом. Я не займу твое место. У меня будет свое. И в отличие от тебя, я не просру его в постели проститутки.
— Следуешь четкому плану? — хмыкнул я, докуривая сигарету Морина и затушив окурок в осколках.
— Угадал, — скривился Андрей и поднялся на ноги. — Но выиграю именно я. Знаешь почему? Потому что ты ведешь себя как хренов идиот. А Муза – девочка с хрупким сердцем. Романтичная, юная девчонка. Но тебе этого не понять, придурок.
Морин спрятал зажигалку в карман брюк и смотрел на меня сверху вниз. А я лениво прикидывал, куда впишется мой кулак в первую очередь: в холеную морду, или по корпусу?
— Я не изменял ей. Никогда. И сейчас не собираюсь, — проговорил я, глядя на Морина.
— Мне пустить слезу? — хмыкнул Андрюха.
— Как хочешь. Только без боя я девчонку не отдам, — заявил я, сжимая руку в кулак.
— И я тоже, — кивнул Морин, нацепив надменную улыбочку на свою звездную физиономию.
Морин ушел, оставив меня наедине с собственными мыслями. А я вдруг понял, что Андрюха сам не осозновая, а подкинул мне подсказку.
Сказал, что Муза – романтичная девчонка с хрупким сердцем? Значит, она получит столько романтики, сколько Морину не снилось.
— Какой же ты тормоз, Демон, — пробормотал я.
Ведь не для Морина я должен стараться. А для Музы. Потому что она – это лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.
