Операцию назначили на четвертое апреля — в Страстную пятницу. Когда анестезиолог Артур Китс в обеденный перерыв отправился навестить больного, то обнаружил, что он лежит весь синий и задыхается. Он был настолько встревожен его состоянием, что тут же отправил пациента в операционную. Вскоре появился и Кули, Карпа подсоединили к аппарату искусственного кровообращения, и операция началась. Как только Кули вскрыл перикард, чтобы обнажить сердце, сразу же стало понятно, что Карп на пороге смерти. Оно было огромным — обширный участок рубцовой ткани раздулся до размеров дыни. Он вырезал эту бесполезную ткань и сшил вместе то, что осталось от сердца. Попытки запустить сердце не увенчались успехом, тогда с помощью Лиотта Кули установил протез и запустил его. Впервые в истории жизнь человека начало поддерживать искусственное сердце.
Карп пришел в сознание вскоре после того, как закрыли разрез на груди, однако переводить его из операционной было нельзя, так как жизнь его зависела от громадного модуля, закачивающего сжатый воздух в искусственное сердце через торчащие у него из груди трубки. Никто не знал, как долго этот аппарат будет поддерживать в нем жизнь, так что теперь было необходимо как можно скорее найти настоящее сердце для пересадки. В тот вечер Кули и Лиотта поспешно провели пресс-конференцию, в ходе которой описали проведенную операцию и призвали помочь с поиском донора. Жена Карпа Ширли передала написанное от руки послание, растиражированное затем газетчиками:
«Кто-нибудь, где-нибудь, пожалуйста, услышьте мои мольбы. Мольбы о сердце для моего мужа. Я вижу, как он лежит и дышит, понимая, что внутри его груди вместо данного Богом сердца находится рукотворный аппарат. Остается только гадать, сколько он сможет с ним прожить… Может быть, моего мужа где-то ждет дар в виде чужого сердца. Пожалуйста…»
Подходящий донор был наконец найден в Массачусетсе, однако доставили его после заставившей всех поволноваться задержки. У самолета, перевозившего находящуюся в коме пациентку, посреди полета произошла поломка, и ему пришлось с вышедшими из строя тормозами совершить экстренную посадку на военной базе. Оттуда донора тут же отправили другим самолетом. В больницу Святого Луки она была доставлена следующим утром в пять часов, как раз, когда сердце уже начало отказывать. Пересадка — двадцатая на счету Кули — была проведена быстро и без каких-либо происшествий. Кули с осторожным оптимизмом высказывался по поводу шансов своего пациента, однако вскоре все его надежды рухнули. Несколько часов спустя рентгеновский снимок показал угрожающее затемнение в правом легком Карпа. Это была грибковая инфекция, и из-за иммунодепрессантов, которые давали Карпу, его организм был не в силах с ней справиться. День спустя сердце Карпа остановилось, и он умер.
Хотя попытка и закончилась неудачей, достижение Кули вызвало бурю восхищенных статей в прессе. Меж тем назревала буря. Дебейки был не единственным, кто хотел получить ответы. Национальный институт сердца, предоставивший для исследований Дебейки щедрую материальную поддержку, захотел узнать, не было ли использованное Кули устройство разработано на самом деле в лабораториях Бэйлорского медицинского колледжа. Если это было так, то перед тем как применять его на людях, необходимо было заручиться одобрением специальной комиссии по этике, но Кули даже не пытался его получить. В считаные часы по запросу Бэйлорского института было начато расследование случившегося — первое из предстоящей череды. Кули вел себя вызывающе и дерзко, даже если допустить, что он рассказывал правду. Он заявил журналистам: «Я провел больше операций на сердце, чем кто-либо во всем мире. Я полагаю, что имею полное право решать, что будет правильно и уместно сделать для моих пациентов. Все решения принимаю я сам, заручившись предварительно разрешением своих пациентов».
Кули утверждал, как публично, так и перед властями, что вместе с Лиотта они протестировали не менее 57 различных конфигураций «их» сердца, в том числе установили протезы девяти телятам, четверо из которых прожили достаточно долго. Вместе с тем он не смог предоставить документацию, которая подтверждала бы проведение подобных экспериментов. Окончательное разоблачение произошло, когда Лиотта признался, что создание и тестирование прибора проходило в лаборатории Бэйлорского института за счет государственного гранта. Кули было крайне неприятно узнать о расследованиях, начатых в отношении проведенной им операции, и значимость его достижения в свете этих событий значительно поблекла. Было постановлено, что Кули неправомерно присвоил себе устройство, разработанное на деньги правительства, а также не стал искать одобрения своего неудачного эксперимента на человеке у комиссии по этике. Его поведение осудило местное медицинское сообщество, а также Американская коллегия хирургов с последующей отставкой из Бэйлорского института. В дополнение ко всему на Кули и Лиотта подала в суд и вдова Хаскелла Карпа, утверждавшая, что хирурги не потрудились в точности объяснить ей все связанные с проведением операции риски. Дело против них в итоге было закрыто, однако этому предшествовала одна из самых затянутых судебных тяжб в истории медицины.
Отголоски громкого дела Карпа звучали еще не одно десятилетие, и вскоре Кули попытался пойти с Дебейки на мировую, однако старший хирург порвал со своим бывшим коллегой все связи и в разговорах с друзьями стал называть его просто «никто». В личной беседе со своим будущим биографом Дебейки был настроен еще более яростно: он обвинял Кули в мании величия, жадности и недобросовестности. Но самые резкие слова он приберег для Лиотта, назвав его тупым и неуравновешенным. Коллеги из Хьюстона стали называть небольшой участок улицы, разделявший кабинеты Дебейки и Кули, «демилитаризованной зоной», а их ссора даже стала темой одного из номеров журнала Life. Несмотря на то, что главным злодеем власти называли именно Кули, мнение общественности разделилось. Влиятельный обозреватель из New York Post Макс Лернер дал проницательную оценку этой паре, которая демонстрировала, что он прекрасно понимал мир кардиохирургии, во многом движимый самолюбием населяющих его персонажей:
«Никто из них ни прав, ни виноват, потому что оба типа людей одинаково незаменимы для прогресса медицины и дополняют друг друга, подобно систоле и диастоле самого сердца. Нам нужно, чтобы Кули нашего мира неслись сломя голову вперед по пути наименьшего сопротивления, развивая операции по трансплантации сердца и его искусственного аналога. Точно так же нам нужны и Дебейки, которые будут следить за тем, чтобы революция продвигалась „строго заданными темпами“. Если мой здравый смысл зрелого человека поддерживает доктора Дебейки, то мой юношеский импульсивный темперамент на стороне Кули».
Из-за этой затянувшейся мыльной оперы все забыли о том, насколько важно было дать оценку проведенной операции, а также работе искусственного сердца. Хотя оно смогло продержать Хаскелла Карпа в живых почти три дня, было очевидно, что в данном виде со своими задачами искусственное сердце справляется крайне неудовлетворительно. Пока Карп был подключен к нему, у него возникли серьезные повреждения почек — подобные осложнения также были отмечены и у подопытных животных в немногочисленных проведенных опытах. Трезвая оценка имеющихся данных явно указывала на то, что устройство было еще далеко от того, чтобы его можно было использовать на людях.
