В этом контексте вполне ясную мораль обретает миф о том, как бог Фрейр сватался к своей будущей жене Герд, изложенный в поэме «Поездка Скирнира» (Skírnismál). Однажды Фрейр, без спроса занявший высокий трон Одина, обозревал с него землю йотунов (великанов). Увидев прекрасную девушку, он подозвал к себе слугу Скирнира и отправил его свататься к ней. Слуге он обещает лошадь и меч в качестве вознаграждения, если поездка увенчается успехом. Скиннир предлагает Герд одиннадцать золотых (предположительно, молодильных) яблок и кольцо, способное преумножать богатство, в обмен на ее согласие выйти замуж за Фрейра. Девушка отказывается, уверяя посланника, что в отцовском доме есть все, что ей может понадобиться. Тогда Скиннир прибегает к угрозам, обещая обезглавить отца девушки и поработить ее волю «жезлом укрощенья», который также нашлет на нее «черную похоть». Результатом колдовства станет обращение Герд в чудище, над которым все будут издеваться. Он обещает ей самые ужасные муки, которые только можно вообразить: ее заставят пить козлиную мочу, затем над ней надругается ужасный великан и в конце концов ее просто обезглавят
[90]. После таких угроз Герд соглашается встретиться в Фрейром, который с нетерпением считает часы до появления невесты.
Поэма и вправду производит гнетущее впечатление, ведь, несмотря на прогресс, многие из описанных в ней тактик звучат знакомо даже сегодня. Угрозы Скирнира крепнут одна за другой, в то время как решимость Герд буквально тает на глазах. В нескольких строках он грозится лишить девушку всего, что ей дорого: достоинства и уважения, социального статуса, свободы воли, здравого рассудка и возможности распоряжаться своим собственным телом
[91]. Некоторые из угроз, описанные в поэме, почти буквально повторяются в виде реальных проклятий, которые можно прочитать среди резных рун на жерди, найденной в норвежском Бергене. Помимо беспрестанного беспокойства и недосыпания в качестве проклятия звучит пожелание «страдать от неуемной похоти волчицы», перекликающееся со словами Скирнира
[92]. Хотя сама жердь датирована XIV веком, можно предположить, что подобная практика уходит своими корнями в глубокую древность
[93]. Обстоятельства появления этих проклятий нам не ясны, но сам факт их существования, как и фрагмент из поэмы, подтверждает характер зависимости положения женщин в эпоху патриархата
[94]. Степень безропотности, с которой девушка, подобная Герд, должна была выслушивать подобную ругань, не оставляет в этом никакого сомнения. В случае сватовства все прекрасно понимали негативные последствия отказа и любого другого проявления свободной воли.
Еще одним источником проблем могла стать ситуация, когда невеста считала своего жениха недостойным себя. В «Первой песни о Хельги, убийце Хундинга» валькирия Сигрун называет мужчину, за которого ее обещал выдать отец, «кошачьим отродьем», тем самым ставя под сомнение его отвагу и честь. Она подстрекает более свирепого воина Хельги вызвать жениха на поединок
[95]. Сначала брат Сигурн приходит в ярость, когда узнает, что она отвергла жениха, но, поскольку Хельги – действительно настоящий герой и выдающийся воин, желание сестры взять его в мужья кажутся ему оправданными: он гораздо лучше подходит валькирии. В отдельных сагах встречаются примеры, когда девушка меняет свое мнение об избраннике, если ей предоставляется шанс узнать его получше. В «Саге о людях из Лососьей долины» Торгерд, дочь знаменитого героя Эгиля, сына Скаллагрима, отказывается выходить замуж за Олава, прозванного «Павлином», так как он сын простой служанки Мелькорки. Отец девушки уговаривает ее провести с ним хотя бы несколько часов, в результате чего Торгерд соглашается на брак
[96]. Эта сага датирована XIII веком, поэтому сама сцена могла появиться в результате популяризации доктрины обоюдного согласия, которую духовенство начало продвигать еще в XII веке. Но в более ранних литературных источниках также встречаются похожие примеры, так что в древности скандинавы вполне могли позволять девушкам участвовать в обсуждении и подготовке брака, пусть и в незначительной степени, но лишь бы он был успешен
[97].
Последствия принуждения женщин к браку могли иметь негативное влияние на атмосферу в семье. Некоторые авторы описывают такой опыт как потенциально травмирующий и способный вызвать разлад между родителями и ребенком. В «Саге о Ньяле» первым женихом еще юной Халльгерд становится Торвальд, сын Освивра, а инициатором помолвки выступает отец девушки, Хёскульд. Торвальд – обеспеченный мужчина с отличной родословной, но гордячка Халльгерд считает, что он ей не ровня, так как сама она – наследница легендарных героев. Складывается впечатление, что это событие (помолвка с Торвальдом – землевладельцем, никогда не покидавшем родных краев) стало для девушки лишь поводом, чтобы обрушить на отца весь гнев, который она копила годами. Она бросает ему такие слова: «Вот доказательство того, о чем я уже давно догадывалась. Ты любишь меня вовсе не так сильно, как говоришь, раз не посчитал нужным пригласить меня на сговор»
[98]. Отец со злостью советует ей вернуться с небес на землю, ведь Торвальд – лучшая партия из всех, какие она заслуживает. В его глазах это она уронила себя перед женихом. Эти слова кажутся неискренними. Можно даже предположить, что он подспудно обвиняет дочь в том, что она не проявляла таких амбиций раньше. Вскоре после свадьбы Торвальд демонстрирует жене свой нрав: когда та обвиняет его в прижимистости, он бьет ее по лицу. В результате опекун девушки Тьостольв попросту убивает Торвальда, а Халльгерд возвращается в родной дом. Хёскульд признает, что был неправ, и что дочь имела право сомневаться в успешности этого брака. Этот эпизод согласуется распространенным в скандинавской культуре представлением о том, что для успешного брака жених и невеста должны быть примерно равны как по социальному статусу, так и по своему нраву, а родители, игнорирующие эту рекомендацию, делают только хуже – как самим себе, так и своим детям.
Беззащитность и честь
В письменных источниках много говорится о сексуальной беззащитности девушек. Лишь немногие из них владеют боевыми искусствами и могут, подобно девам щита дать отпор нападающим. Залогом их чести служит непорочность, оберегать которую до дня свадьбы – прямая задача отца или мужчины-опекуна. Если верить мифам, в скандинавской культуре преобладали характерные для патриархального общества двойные стандарты в отношении секса: Один всегда на высоте, даже несмотря на его многочисленные романы с женщинами-великанами, в то время как отношение к женской сексуальной активности вне равного брака, очевидно, негативное (в «Песни о Трюме», к примеру, Фрейя боится осуждения). Завязкой сюжета служит пропажа молота Тора, который похитил ужасный йотун Трюм, требующий Фрейю себе в жены в качестве выкупа (см. предисловие). Тор, как и остальные боги, намерен принять условия шантажиста, в то время как Фрейя категорически отвергает эту возможность. Она говорит Тору, что «прослывет распутной», если согласится на поездку в страну великанов (Йотунхейм)
[99]. Это пример того, что подобные обвинения – сегодня их назвали бы слатшеймингом – были одним из рычагов давления на всех женщин, включая богинь: чтобы избежать остракизма и угроз репутации, женщинам приходилось смирять свой нрав и тщательно контролировать свое поведение. Доказательством этому служит и рассказ об обращении Исландии в христианство на рубеже столетий, примерно в 999 или 1000 году. Во время обсуждения этой перспективы один из ораторов, выступавший за принятие христианства, завершает свою облаченную в рифму речь против язычников словами о том, что «Фрейя – потаскуха»
[100]. Неизвестно, звучал ли этот стих публично, но исландский священнослужитель и историк Ари Торгильссон (1067–1148), цитирующий эти строки в «Книге об исландцах», полагал, что Фрейя была довольно важной фигурой в пантеоне скандинавских богов, что не защитило ее от подобной клеветы. Ее тревога в «Песне о Трюме» – это вполне объяснимый страх женщины, боящейся именно таких обвинений, даже если они были заслуженными.
