— Все равно у Брайана колено болит, — говорит какой то хоуле из другой команды.
— Пошел ты, ничего у меня не болит, — говорит Брайан.
— Да ты прыгаешь как беременная бегемотиха, — говорит хоуле.
— Смотрите, кто заговорил. — Это снова Роско. Он кивает на парня который говорит. — Сам то все в библиотеке книжки читаешь, готовишься к выпускным экзаменам, а, Тони Тоун?
— Еще бы, — говорит тот парень, Тони или как его. — Читаю как выпустить тебе кишки.
Так они базарят, прикалываются типа кто чем занимается и что толку от их занятий, если они не в состоянии обыграть другую команду, ты на счет хоть посмотри, ну и всякая такая фигня.
— Может, отдохнешь, Брайан, — говорю я.
— Сначала полижи мне яйца, — говорит он.
— Попридержи язык, Вестон, — выкрикивает охранник. — А то лишишься прогулок.
Народ на площадке дружно стонет, все вытягиваются в струнку как перед сержантом на учениях. Все мы чоткие и дерзкие, ага, пока не заговорит охранник.
Брайан уходит с площадки, сложив руки спереди в замок как примерный мальчик. Мне кидают мяч.
Просто дотронутся до него. Такое ощущение будто я сто лет его в руки не брал. Все то время в Спокане после того как меня вышвырнули из команды, я не прикасался к мячу, ни разу не играл в команде. Я тогда думал, всё, ушел из баскетбола навсегда, и раз я скатился — пью пиво на парковке, курю, не сплю до поздна, валяюсь на диване перед телевизором, не бегаю, — то и не хотел знать каково это, не хотел вернутся на площадку и почуствовать, какой я медленный и толстый.
Но сейчас у меня в руках мяч и что. Едва я коснулся его как меня подхватил поток. Как будто мышцы мои готовы к прыжку, каждая часть меня. Как будто я какой то лев. Снова король как те, что переплыли океан. Только на этот раз я не знаю услышу ли, дотянусь ли отсюда дотуда.
— Вбрасывать и разыгрывать ты не будешь, — говорит мне Тони, хоуле с волосатой как у горилы грудью и смазливой мордашкой как у поп звезды. — Будешь центровым, длинный. Давай сюда мяч, я начну.
Я улыбаюсь.
— Освободи дорогу, — я обвожу рукой площадку, — и увидишь, на что я способен.
— Дай сюда мяч, — повторяет он.
— Освободи дорогу, — говорю я, и другие парни из команды, кажется, братья улыбаются, будто что то заметили, и тоже говорят ему, мол, освободи дорогу, пусть играет, поглядим как оно. Все равно ты хреново пасуешь, говорят ему.
И я начинаю.
Может в чем то я и не самый быстрый, да, но только не сейчас и не на этой площадке. Я двигаюсь плавно и легко. Мы играем еще двадцать минут и я ношусь по всей площадке, будто не пропустил не дня тренировок, как будто никто кроме меня не понимает как это. Я беру мяч прорываюсь меж двух парней, они пытаются меня перехватить, но я отталкиваю их плечом, томагавком[139] отправляю мяч в корзину с такой силой что он едва не отскакивает мне в лицо, и повисаю на кольце. Веду низко, пасую братьям и даже Тони, провожу мяч между ног у этих лошков, делаю кроссовер. Ребята тут медленные, слишком много наркотиков, слишком много бухла, слишком много весят и недостаточно бегают, и теперь они все мои. Я бросаю в прыжке от щита. Добиваю их трехочковыми как хочу. На автомате. Окей, раза два, может, три мажу, спина и колени горят и болят, как будто я старик и играю в первый раз, но мне плевать. Я здесь. Я сейчас.
Когда я ухожу с площадки, все уже знают, кто я такой.
* * *
После этого дни идут чуток полегче. В столовке, на работе в бригаде парни кивают мне, пропускают вперед, а поскольку я не треплюсь и не устраиваю дурацких розыгрышей, не бью себя в грудь типа я тут самый умный и не борзею, меня уважают. Общаются спокойно, ровно, иногда наезжают будто не уважают, говорят мне всякое на площадке, но я знаю, что они говорят это потому что им до меня еще расти и расти. Меня уважают даже охранники. Двое дежурят во дворе чаще остальных. Первого зовут Трухильо, он обычно кивает и что то тихо говорит напарнику, когда я прорываюсь к щиту и забрасываю мяч в корзину. Я сам видел как он кивает и все такое.
И это наверное наводит меня на мысль. Вернувшись в камеру я снова хожу туда сюда, три с половиной шага, воспоминания преследуют меня как обакэ, я снова и снова пинаю умывальник. Три с половиной шага, удар по раковине. Три с половиной шага и мои кости поют по железу.
— Тебе бы О.С., — говорит Мэтти. — Тогда пинал бы умывальник всю ночь и ничего не чувствовал.
Я перестаю пинать.
— Я и так уже почти ничего не чуствую. Мой мозг как бы видит что сейчас будет больно и отключается. — Однако же чуствую, как напряглась челюсть потому что я скриплю зубами. Но Мэтти этого не говорю.
— Кстати об О.С., — говорит Мэтти. — Ты хоть знаешь, что это такое?
— Тот сериал с парнями и девушками хоуле, да? “Одинокие сердца”. Про богатеньких в Голливуде, что то типа того?
Мэтти смеется. Даже прям ржет.
— Оксикодон[140], сынок, — говорит Мэтти. — Я бы сейчас отдал за него свое левое яйцо. Сейчас бы ширнуться разок. Расплющить все это местечко в одну тихую линию и проспать до самого конца. Я скучаю по нему сильнее, чем по родной маме.
— И что, ты не можешь его здесь достать? — говорю я. — Ты бы поспрашивал.
— Да я первым делом спрашиваю у каждого, кого вижу, — говорит Мэтти.
— Вот раньше, типа, в школе, я б тебе его достал с полпинка, — говорю я. — А так я даже не знаю, что это такое. Но все равно раздобуду.
Он фыркает.
— Посмотрите на него, мнит себя Санта-Клаусом.
— Сказал же, достану, — говорю я.
Вот так и началась вся эта затея. Трухильо кивал наблюдая за моей игрой, Мэтти мечтал о наркотиках. Схема сама приплыла ко мне в руки.
* * *
Ну и когда в следущий раз мы играем во дворе и в конце прогулки Трухильо приходит остановить игру, я сам иду отдавать ему мяч. Я играл как в одной из десятки лучших команд, в конце зафигачил обратный данк, от которого все такие аааааа.
— Давай сюда мяч, Флорес, пора, — говорит Трухильо.
Он в форме цвета хаки, эспаньолка и усы уложены волосок к волоску, брови и все такое, стрижка под морпеха. Мне нужно лишь расположить его к себе. Когда то я мог расположить к себе кого угодно.
— Вы ребята тут вкалываете ого го как, — говорю я.
— Мяч, — говорит Трухильо.
— Смены длинные, и мы такие весь день вас достаем, — говорю я. — Мне то не часто приходится видеть всякую хрень типа чуваки срут и ссут на пол и все такое, дерутся и так далее. Я слышал, Чокнутый Эдди плюнул на кого то из ваших, чтобы заразить гепатитом С.
