Кадеты, отправившиеся было по домам перед Сочельником, вернулись – потому что предстоял большой рождественский бал.
А к нему в корпусе уже и впрямь было всё готово. Пахли свежей краской стены; блестели начищенные дверные ручки; побитая пулями лепнина починена, проткнутые штыками картины заменены.
Правда, так быстро нельзя оказалось заменить огромный портрет государя; его просто сбили со стены и изорвали в мелкие клочья. А вот пальмы благополучно пережили вторжение…
В огромном актовом зале сияли люстры, и гвардейский оркестр на хорах настраивал инструменты; дядьки расставляли серебряную посуду на длинных столах вдоль одной из стен; кадеты же чуть ли не всем корпусом высыпали во двор и на широкое пространство перед воротами, где сейчас одни за другими подъезжали сани и саночки вперемешку с новомодными автомоторами.
Барышни, в шубках, с муфточками, выскакивали из саней, элегантно появлялись из закрытых кабин автомоторов, одинаково крутили головками, отыскивая «своих» кадет.
…Лиза и Зина появились вместе, держась за руки, словно сёстры.
– Федя!.. – Лиза весело помахала им; Фёдор помахал в ответ.
А вот Петя с Зиной вдруг застыли друг перед другом, буйно краснея и отводя взгляды.
– Эй, вы чего? – пришла на помощь Лизавета. – Пётр, позвольте представить мою подругу Зину; Зина, это Пётр Ниткин, тот самый, который…
От пылающих щёк что бравого кадета, что бедняжки Зины, казалось, сейчас начнёт плавиться снег. Пришлось Лизе хватать подругу за локоть и чуть ли не силой тащить вперёд, болтая разом за четверых, потому что и у Фёдора вдруг отнялся язык.
В вестибюле корпуса вставшие за гардеробщиков дядьки принимали от юных дам шубки, ухмыляясь в седые усы, рассовывали по карманам пятачки и гривенники, щедро оставляемые на длинной стойке.
Лизавета явилась на бал в светлом платье цвета сливочного мороженого, из блестящей тафты; на груди, по манжетам и подолу отделка мелким кружевом и бисером. Волосы заплетены высокой «корзинкой» с вплетённой в неё узкой ленточкой в тон платья; Зина, глядя на подругу, чуть заметно вздохнула: на ней самой наряд был куда скромнее и практичнее: синее шерстяное платье с белоснежным кружевным воротником, а в толстой и длинной косе ниже спины – белая же шёлковая лента.
Петя Ниткин, по-прежнему красный аки рак варёный, подал Зине руку кренделем; Зина, столь же пунцовая, аккуратно, словно вдевая нитку в игольное ушко, взяла своего кавалера под локоть.
При этом они держались друг от друга как можно дальше. И, как показалось Фёдору, даже дышать перестали.
Лиза довольно чувствительно пихнула Федю в бок и выразительно притопнула носком туфельки.
– Ой. Это я просто… Петя, он так смущался…
– Ну да, – снисходительно кивнула Лизавета. – Я Зину еле уговорила. Боялась она, понимаешь? Ну, идём теперь, идём же!..
Парадной лестницей поднимался сплошной поток кадет и их спутниц, мелькали и парадные мундиры офицеров, пришедших с супругами – александровские дамы старались не ударить в грязь лицом перед явившимися матерями гимназисток-тальминок.
…Сперва выступали корпусные оркестры, духовой и балалаечники; хор исполнял «Славься», «Va, pensiero»
[23]; старший возраст показывал акробатические номера и живые картины; потом объявили перерыв, и все устремились к самоварам и столам с «заедками», как называла десерты Федина нянюшка.
Чего тут только не было! Пряники простые и фигурные, песочные пирожные, меренги, а в середине каждого стола красовалось по знаменитому шоколадному торту, разрезанному на узкие кусочки, и на каждом – целый миндальный орешек, наполовину утонувший в глазури; дядьки строго следили, чтобы никто бы больше одного кусочка не брал.
…Но всё равно это было только преддверие настоящего бала. Правда, Лиза успела заговорщически подмигнуть Пете:
– Пари! Господин Ниткин, помните ли наше пари?
Феде это не понравилось – особенно если вспомнить, что должно было случиться, если Лиза проиграет; поцеловать Петю – хотя интересно, как она это собирается делать при Зине?
– Помню… – буркнул Петя. Ему, похоже, пришли в голову те же мысли, и он с некоторым испугом покосился на ничего не подозревавшую Зину.
– Я всё расскажу. Скоро! – с таинственным видом посулила Лиза; но тут оркестр грянул полонез, все три широченные двери в танцевальную залу распахнулись, и пары двинулись на блестящий натертый паркет.
Что можно говорить о бале тех дней и времён? Старые люди бы сказали: эх, и не бывало с той поры такого бала, чтоб сравнить! Вот, дескать, в наши времена случались балы так уж балы! Полонез – как река живая, конца-краю не видно! Мазурка – так стены трясутся, крыша ходуном, пол чудом не проваливается. Вальс – так закружишься, что ног под собой не чуешь, в глазах всё мелькает, пестрит от платьев; оркестр уже третий раз сменили, два прежних из сил выбились, отдыхают.
Да, сказали б старые люди, не те времена пошли, да и народ не тот, хлипкий пошёл народ!
Хорошо, что ни Фёдор, ни Петя, ни Лизавета с Зиной старыми людьми не были.
Конечно, танцевать на балу всё время только с одной девочкой являло собой пример совершенно неприличного поведения, и кадеты это прекрасно знали. Лиза бодро принялась подводить Федю с Петей к своим подругам, другие мальчишки приглашали Лизавету с Зиной; потом был танец учителей, Две Мишени протянул руку в белой перчатке Ирине Ивановне, та вскинула ладонь ему на плечо, пара закружилась, а Лизавета вдруг деловито потащила всю троицу, Зину включая, в уголок.
– Ну как, господин Ниткин? Согласны меня выслушать? Зина о нашем пари знает, между прочим.
У Феди так и вертелся на языке ехидный вопрос, а знает ли Зина о том, что её подружка должна сделать в случае проигрыша, но, само собой, он ни слова не проронил.
– Госпожа Корабельникова… может, не сейчас? – взмолился Петя.
– Отчего ж не сейчас? Когда ещё встретимся! Не-эт, слушайте, пока танцы снова не начались!
– Так разве ж такое второпях расскажешь! – застонал Ниткин. – Вам же надо подготовиться… схемы… чертежи… вокзала и платформы… кто где стоял…
– Не отпирайтесь! – строго сказала Лизавета и для верности погрозила пальчиком. – Если сможете, господин Ниткин, приходите в гости – мы с Зиной будем очень рады. Тогда и чертежи покажу. Но в двух словах – обычному человеку там скрыться негде, единственный путь – это через подвал…
– Который осмотрели вдоль и поперёк, – подхватила Зина. – И большой зал, и буфетную, и кассу. И бойлерную. И даже вокзальный, э-э-э, кабинет, э-э…
– Задумчивости?
