– Даже разговаривать не стали… – процедил сквозь зубы Константин Сергеевич. – Семён Ильич, распоряжайтесь. Постарайтесь не задеть пути.
Яковлев усмехнулся, подкрутил усы.
– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! – Он вскинул ладонь к виску, словно служака-фейерверкер. – Заряжай!
Горная трёхдюймовка с коротким стволом дрогнула, поворачиваясь.
– По баррикаде! По отражателю ноль! Угломер тридцать ноль-ноль!.. Прицел!..
Цифра следовала за цифрой.
– Трубка на картечь!.. Три патрона, беглый огонь!
– Солонов, к месту!
Пришлось бежать «к месту».
Его команда стрелков-отличников устроилась в штабном вагоне. Поручик Котляревский, сидя в высокой командирской башенке, уже отдавал команды остальным броневагонам. Пашка Бушен и остальные нетерпеливо топтались посредине, всем явно мешая.
Грянули орудийные выстрелы – один, второй, третий. Котляревский замер в своей башенке, прильнув к панорамному перископу.
– Отлично Семён Ильич стреляют, прямо по баррикаде попал, – сообщил он вниз. Передвинул рычажки на пульте управления, нажал кнопку.
– Теперь гранатой, – шепнул Варлам Сокольский. – Гранат пару по обе стороны насыпи, и…
И точно. Снаружи грохнуло ещё дважды, и наступила тишина.
– А ну как там наши были? – осторожно предположил Севка – нет, не Воротников, а Севастьян Филипьев, тоже из второй роты. – Наши, которые от немцев обороняются?
– Наши б такую глупость не сделали б, кадет, – откликнулся сверху поручик. – Наши бы просто рельсы разобрали и засели бы не на самой насыпи, а по сторонам. Не-эт, это запасники, больше некому. Или эта… «рабочая гвардия»?
Низкая броневая дверь распахнулась, в отсек, сгибаясь, вошёл Две Мишени.
– С баррикады на обстрел из стрелкового оружия не отвечают. Стрелки-отличники, идём на разведку.
– Я подведу бепо, – объявил поручик.
– На кого из вашей команды вы можете положиться полностью и совершенно, Николай Вениаминович? – вполголоса осведомился полковник. – Расчёт головного орудия-то – целиком офицерский… Да и здесь я у вас нижних чинов не вижу.
– Нижние чины в паровозной команде, механики, взвод стрелков – все сверхсрочники – сейчас в казарменном вагоне… – Котляревский явно замялся. – Остальные, господин полковник, увы, увы…
– Дезертировали, – закончил Две Мишени. – Две трети экипажа, так?
– Так, – убитым голосом подтвердил поручик.
– Могли бы, – холодно заметил Аристов, – поставить нас в известность и раньше. Александровцы так не поступают, Николай Вениаминович.
– Виноват, – зло отвернулся Котляревский. – Других солдат не имею, господин полковник. И знаете, что они мне кричали, когда разбегались? Что германец придёт, порядок наведёт.
Две Мишени только руками развёл.
– Простите меня, Николай Вениаминович. Был несдержан.
– Вы меня простите, Константин Сергеевич. Как говорится, чем богаты.
– Но и за сверхсрочников вы не ручаетесь?
– Не ручаюсь, – подтвердил поручик. – Уж больно брехни много ходит. Вот болтают, что, дескать, всю землю у бар отберут и мужику бесплатно нарежут.
– Так баре давным-давно землю продали, у кого она и была. А у кого осталась – внаём сдают. Монастырские угодья урезали. А в Сибири иль в Семиречье – бери землицы, сколько влезет!
– Да что ж, господин полковник, вы меня-то агитируете?..
– Эх, был бы жив… – Две Мишени осёкся, махнул рукой. – Солонов! Готовы? Идём.
И вытащил маузер из кобуры.
Фёдор передёрнул затвор. Ему ответило слитное щёлканье – стрелки-отличники повторили его движение.
– Посветите, Николай Вениаминович.
– Так точно, господин полковник! Пулемётчики вас прикроют.
Две Мишени поморщился, махнул рукой.
Броневая дверь распахнулась. Сырая тьма плеснула внутрь, расступилась перед спрыгивавшими вниз кадетами. Никто не подвёл – мигом рассредотачивались, низко пригибаясь; но со стороны баррикады не последовало ни единого выстрела.
Две Мишени снял маузер с предохранителя, взвёл курок.
Пригибаясь, кадеты двинулись к баррикаде. Мощный прожектор бронепоезда упёрся в хаотично набросанные прямо на рельсы бочки, брёвна, опрокинутую телегу, какие-то ящики…
Тишина. Никого.
Фёдор понимал, почему нельзя было таранить баррикаду – что, если там разобраны рельсы или заложены фугасы?
Их редкая цепь приблизилась почти вплотную. Две Мишени показал ладонью: «Залечь!» – а сам двинулся вперёд.
Баррикада ничем не ответила.
Полковник добрался до неё, несколько мгновений спустя махнул остальным – подходите, мол.
Картечь изрешетила доски, брёвна топорщились свежей белой щепой. Справа и слева от рельсов – неглубокие воронки, куда ударили трёхдюймовые гранаты. Два тела в шинелях, лицами вниз, рядом валяются винтовки с примкнутыми штыками. А у опоры, облицованной диким камнем, упираясь спиной, застыла третья фигура – ткань на груди темна от крови, папаха с алой лентой наискосок сбилась на сторону.
– Женщина! – выдохнул Пашка Бушен.
И точно.
Больше на баррикаде никого не оказалось, ни живых, ни мёртвых.
Полковник склонился над раненой.
– Солонов, Сокольский! Перевязать, быстро!..
Женщина вздрогнула.
– Явились, палачи… – У неё уже совсем не оставалось сил, слова получились еле слышные. От дыхания шёл парок, а Фёдору показалось – это душа уже расстаётся с телом. – Не… не задавите… Свобода… восторжествует…
Правая рука её шевельнулась, мелькнула воронёная сталь пистолета; полковник, впрочем, оказался быстрее, одним несильным толчком сапога выбил оружие.
– Не стоит, – сказал мягко. – Позвольте, мы сделаем перевя…
И осёкся. Раненая вздрогнула, голова неестественно запрокинулась, папаха окончательно свалилась наземь.
– Преставилась… – выдохнул кто-то из Фединых стрелков.
Две Мишени снял фуражку, перекрестился.
– Прими, Господи, рабу Свою в месте спасения, на которое она надеется по милосердию Твоему…
– Аминь, – нестройно отозвались стрелки.
– Разбираем этот мусор, – отрывисто бросил полковник.
Путь расчистили вмиг. Две Мишени подобрал небольшой чёрный пистолет, подумал, аккуратно положил мёртвой за отворот солдатской шинели.
– За что погибла, спрашивается? Такая молодая…
– Ваше приказание выполнено, господин полковник! – выпалил Фёдор. – Рельсы расчищены!..
