Сразу несколько рук взлетели над кадетскими макушками – и одна из них Фёдора.
– Константин Сергеич, Константин Сергеич! – раздалось со всех сторон. – Фаддей Лукич! А чем дело-то кончилось?! Расскажите, ну пожалуйста!..
– Рассказывай, Фаддей Лукич, – улыбнулся подполковник. – И впрямь, чего ж такую историю без конца оставлять?
– И-и, господа мои кадеты! Особо много и не расскажешь. Правильно нас ругал его высокоблагородие Константин Сергеевич – знамя-то и впрямь позицию нашу выдавало, хоть мы и поставили его чуток в отдалении. Нарвались япошки на наш огонь, откатились. Раз, другой. А потом вдруг как стихло всё. Поняли мы, что ждут они артиллерию свою, когда подтянется. Кто знает, может, решили, что тут целый полк обороняется. – Старый фельдфебель молодецки подкрутил усы. – Поняли мы, что дело жаркое будет, подхватились и отошли на полверсты. Там снова засели – и вовремя. Ка-ак начали желтомазые по высотке оставленной залпы класть, ну ровно на высочайшем смотру. Не уйди мы оттуда – не гуторили б мы тут с вами. Но мы ушли. И потом снова их угостили, как те вперёд полезли. Так, где за камушки, где за ручеёк, где за что придётся цепляясь, и до своих добрались…
– И получил за то Фаддей Лукич свой Георгиевский крест, – докончил подполковник.
Два часа «длинного урока» пролетели незаметно. Задал подполковник много – и те же уставы, и про стрелковое отделение.
Остаток дня – с обычными уроками – прошёл спокойно. На ужине Севка Воротников вновь подкатился к их столу:
– Эй, Нитка! Ты, ты, тебе говорю! Ты, Нитка, сюда слушай. Хочешь, Нитка, я с тобой дружиться буду?
Петя захлопал глазами и покраснел; Фёдор поспешно пихнул друга в бок – он что, не понимает, что Воротников опять задумал каверзу?
– Вот давай ты мне эту плюшку с маком отдашь, а, Нитка? А я пригляжу, чтобы тебя никто не трогал. А то, знаешь, тут много таких, которые слабых обижать любят!
Говорил Севка всё это вполне мирно, даже дружелюбно; тон его мог обмануть кого угодно, только не Федю Солонова, вдосталь насмотревшегося на подобное в своей 3-й Елисаветинской; он и сам пару раз становился жертвой, такой же, как Петя.
– Оставь его, Воротников!
– Чего это «оставь», Слон, а? – куражился второгодник. – Порядок такой, Солонов, не знаешь, что ль? За защиту у нас всегда сладким делились! Да и неполезно Нитке булки жрать! Как и колбасу, кстати! А то будет не Нитка, а морской канат, в двери не пролезет!
– Пусть ест, Федя, мне не жалко, – горестно прошептал Петя и прежде, чем Солонов успел его остановить, сам пододвинул Воротникову тарелку.
И, пока остальные хлопали глазами, а Фёдор безуспешно толкал приятеля, Воротников преспокойно протянул руку, забрав себе маковую плюшку прямо с тарелки Ниткина – никто и глазом моргнуть не успел.
Кадеты за их столом и за несколькими из соседних с готовностью загоготали. Всё те же Пащенко, Шпора да примкнувший к ним Бушен; Фёдор сжал кулаки.
– Чего регочете?! Эх вы, а ещё за одним столом сидим!..
– Эй, Слон, ты чего? – искренне удивился конопатый Гришка Пащенко. – Клювом за ужином не щёлкают! Сам знать должен, коль в военной гимназии был!
– Хватит, Воротников, – поднялся Федя. – Один раз уже дрались, тебе мало? Прошлый разве свезло тебе, гляди, вдругорядь уж не свезёт!
– Да чё ты с ним, как нянька, с Ниткой этой? – искренне удивился Севка, проворно запихивая булку в рот. – Ты второй силач на всю роту! Дерёшься здорово! Давай вместе держаться!.. Хочешь, вот этот вот вихрастый, – он ткнул пальцем в Борьку Шпору, – сейчас тебе свою плюшку отдаст? Ты ведь отдашь, Шпоркин, верно?
Борька тоже замигал растерянно. Перспектива драться с «первым силачом роты» ему явно не улыбалась.
– Мне чужого не нужно, Воротников. – Федя уже стоял.
– Ну не нужно так не нужно, – пожал плечами Севка. – Бывай, Слон. Нитку свою стереги.
И отошёл себе, уминая остатки булки.
Фёдор сел, ни на кого не глядя.
– Эх, вы, – процедил сквозь зубы. – Думаете, пока он у Ниткина булки да колбасу отбирает, вас не тронет?
Соседи не ответили, дружно уткнувшись в собственные тарелки. Правда, у рыжего Пашки Бушена уши покраснели, но толку-то с того покраснения!..
И только теперь Федя Солонов вдруг понял, что от дверей на них зорко поглядывает Две Мишени. Поглядывает зорко, всё конечно же видит, но не вмешивается.
Не вмешивается, однако смотрит с явным осуждением.
* * *
Утром грянул сигнал побудки, и Феде пришлось точно так же стаскивать с кровати спавшего мёртвым сном Ниткина. Оно и понятно – несмотря на все предупреждения, Петя продолжал читать ещё долго после отбоя, закрыв занавески и включив фонарик.
Вот и дочитался.
День начинался как обычно, доносились издалека фабричные гудки; а вот паровозных голосов слышно не было – после взрыва на вокзале поезда пустили в объезд.
На утренней поверке, на завтраке, где второгодник Воротников опять лишил беднягу Ниткина колбасы, и Федя, мрачно прожигая Севку взглядом, отдал приятелю свой сыр – всё шло как обычно. Две Мишени, как всегда подтянутый и спокойный, капитаны Коссарт с Ромашкевичем, правда, казались несколько взволнованными, но мало ли почему они могли волноваться!..
Перед первым уроком – у Солонова и всего первого отделения это была математика того самого Кантора, Иоганна Иоганныча – Константин Сергеевич остановил свою седьмую роту.
Рядом с ним и двумя капитанами вдруг тенью возникла госпожа Шульц. Две Мишени глянул на неё искоса, кашлянул.
– Господа кадеты. Вы знаете – подлое и злодейское покушение совершено бомбистами, врагами…
– Кхм!
– Ирина Ивановна, сударыня, а вам разве не надо?..
– С вашего разрешения, господин подполковник, я бы хотела присутствовать.
Ромашкевич с Коссартом глядели на госпожу Шульц, «аки диакон на нехристя», как говаривала бабушка Анна, – но Ирину Ивановну с толку сбить было не так-то просто.
– Так вот, седьмая рота. Ловить нигилистов и прочих злоумышленников – дело не только жандармского корпуса. Но вообще всех верноподданных, в том числе и нас с вами. Почему бомбистам удалось подорвать эшелон с семёновцами? Потому что негодяи сумели пронести и заложить большой вес взрывчатки – японской шимозы, кстати, – под самые рельсы. Вес изрядный. За один раз не притащишь. Значит, они её прятали где-то поблизости. Железнодорожная стража проглядела, но, – тут подполковник сделал паузу и отчего-то взглянул на госпожу Шульц, – тут в дело вступаем мы.
Строй седьмой роты весь дружно затаил дыхание.
– Кто лучше нас обшарит все потайные места и местечки? Кто проберётся в туннели и трубы, в подвалы и в старые сараи? Кто залезет на чердаки и крыши, не пропустит голубятни и амбары? Вы, господа кадеты!
