С первыми лучами солнца два танка с каждой стороны взяли под обстрел башни у входных ворот и выбили ворота, как железнодорожные, так и пешеходно-автомобильные. А мы перешли от раздельных полетов к полетам строями в составе пар, четверок и целыми эскадрильями, прокладывая дорогу пластунам и гренадерам. Город старались сильно не бомбить, в основном гонялись за подразделениями вне стен города, 80 процентов войск находилось за внешними обводами. Все три стационарных моста в городе не были подготовлены к взрыву, а в 12.00 генерал Кусманек фон Бургнойштедтен отдал приказ своим войскам прекратить огонь и выслал парламентеров. Радиостанция крепости была выведена из строя, связи с командованием у него не было. В 14 часов прибыл командующий фронтом, который палец о палец не ударил за все время операции, и принял капитуляцию гарнизона крепости.
Через пару дней здесь было просто не протолкаться из-за понаехавшего начальства: вся Ставка, вся мужская часть царствующей фамилии, большая часть Государственной Думы оказалась на стенах города-крепости. Капитулировавший Кенигсберг такого ажиотажа не вызвал, хотя Германия была куда более сложным противником, чем Австро-Венгрия. Сказывалось то обстоятельство, что в течение многих лет воинствующая часть России требовала освободить Константинополь и проливы, да и наказать Австрию за то, что она сделала в ходе Крымской войны. Ведь венгерскую революцию, по просьбе императора Австрии, расстрелял Николай I, а вместо того, чтобы стать нашим союзником в борьбе против двух сильнейших государств мира, Австрия предпочла придерживаться вначале нейтралитета, а потом и вовсе предала интересы России. То бишь добра не помнила. Ну, а территория эта издревле была заселена славянами. Чем не преминули воспользоваться хитроумные австрияки. На стенах Премышля, срочно переименованного в Перемышль, побывал «отец украинской нации» господин Михаил Грушевский и попытался произнести речь, которую никто не понял, в ходу этот язык не был. В составе 8-й армии здесь находились две достаточно одиозные фигуры: генералы Деникин и Корнилов. Присутствовали на торжествах с участием высочайших особ. И все врали, а куда деваться! Признаваться в том, что город-крепость взята благодаря тому, что мы рассеяли 130-тысячный гарнизон непривычных к бомбоштурмовым ударам солдат неприятеля, а танки Менделеева, с хорошо обученными экипажами и очень мощным орудием, оказались не по зубам 57-мм скорострельной пушке «Шкода» длиной 25 кал, более четырехсот единиц которых составляли основу противопехотного вооружения крепости, было стыдно. О нас «говорили», но в основном в отрицательном ключе, дескать, «неизбирательное оружие» бьет и по чужим, и по своим, и по мирному населению. Правдивых докладов было три, все от третьей армии, которая и взяла крепость. Но нам повезло. В разгар празднества были обнаружены подходящие резервы противника в количестве 12 дивизий, о чем было немедленно доложено командованию, в том числе Николай Николаевичу. Часть дивизий были явно немецкими. Топали они от Кракау (Кракова), а в Тарнуве и Прешове началась выгрузка дополнительных войск противника. Похоже, что на подходе было две армии «германцев».
Всё командование столпилось у стола, на котором генерал-майор Бонч-Бруевич разложил карту с нанесенными условными знаками. У всех напряженные лица, руки в бородах, все думают! Крепость только что взята и к обороне не готова. Одиннадцатая армия не подошла, восьмая продолжает участвовать в боях на левом фланге, пятая достаточно основательно потрепана в боях за Львов и Премышль. В Реальной Истории подход этих двух армий третья армия и командование Юго-Западного фронта проморгали, что позволило австрийцам снять блокаду крепости и заставить отойти русские войска от нее на два месяца.
– Государь! Великий князь! Разрешите обратиться к адмиралу Гирсу? – спросил командующий 3-й армией генерал-майор Радко-Дмитриев. – Я вам докладывал о нем и его дивизии, и об их роли в штурме крепости.
Я был единственным из присутствующих, кого обошли с наградами. Все, даже командование 8-й армии, не принимавшей участие в штурме, их получили. Я же отрабатывал прокол с Кенигсбергом.
– Обращайтесь, – молвил главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич.
– Степан Дмитриевич, нам требуется три недели, чтобы пополниться и дождаться 11-й армии. До противника, которого обнаружили ваши летчики, которых вы называете именно так, 100–120 верст. Смогут они сделать так, чтобы немцы шли сюда три недели?
– Если завод будет работать ритмично и не будет проблем с топливом и погодой, господин генерал. И требуется срочно пополнить батальон капитана Алентова выпускниками Гатчинской школы, десантного отделения.
– Я вас понял. Государь! Вы так и не дали хода моему представлению на инженер-контр-адмирала Гирса и его людей. Они сделали невозможное возможным. И сейчас пойдут в бой, чтобы прикрыть мою армию.
– Мы подумаем над этим вопросом. Николай Николаевич?
– По докладам генерала Иванова и остальных командующих армиями, все их приказания контр-адмирал Гирс игнорировал. Добиться от него безукоризненного исполнения приказаний не сумел никто. Вот и сейчас он ходит без погон, хотя на флоте все, абсолютно, их носят.
– Они у меня есть, под курткой.
– А эполеты?
– Эполеты и презервативы лежат на всякий случай в чемодане, ждут удобного и подходящего момента. У меня есть нашивки на рукаве, по которым можно определить мое звание. А на плечах у меня ремни от парашюта, ваше императорское высочество. Строевые смотры в корпусе проводятся регулярно, как командующим Воздушным флотом, так и государем-императором. Никто из них таких замечаний нам не делал. Наша форма утверждена Уставом Воздушного флота.
– Вы понимаете, кому вы дерзите? Я – главнокомандующий!
– И что? Это позволяет вам требовать от нас нарушить наш Устав? Мы – флотские. Наш главнокомандующий – адмирал Григорович. В конце концов, у армии есть свои самолеты, их на участке целых тридцать штук, попробуйте ими выполнить эту задачу. Кроме того, что я служу в этой части, я создаю и произвожу эти машины. Но армия их не закупает, ни одной машины не купила, ни одного парашюта, не закупает и новые боеприпасы. Так что третью операцию проводит за счет меня и флота. Кстати, и бронеходы сделаны полностью на мои деньги. А двигаются и поворачивают они за счет моторов и планетарных передач Гирса. Кенигсберг и Премышль брали они, с помощью планерного десанта. У вас такой есть?
Так как присутствовали многочисленные подчиненные, то Николай Николаевич, которого только что хвалили за гениальность его видения поля боя, продолжать спор не стал, а отослал меня выполнять полученное приказание. Из источников, близких к нему, мне стало известно, что он решил «проучить щенка», опозорившего его перед императором. Увы, единственное, что он мог сделать, это вмешаться в наше снабжение, и тем самым сорвать выполнение задачи. Всем вдруг резко помешал наш снаряжательный поезд. Уже вечером 27 августа пришел приказ перевезти его во Львов. И пришлось телефонировать в Петроград Александру Михайловичу, затем бросать всех своих людей на строительство ветки на станции Арламов, где и были установлены все 18 вагонов завода, включая вагоны снабжения. С таким командованием победить было невозможно. Они сами готовили для себя тот путь, по которому пройдут в семнадцатом. Через три недели активных боевых вылетов фронт стабилизировался в 78–128 километрах от Перемышля, но к этому моменту главные события происходили уже не здесь, а под Варшавой. Девятая армия немцев, поняв, что прорваться к Перемышлю ей не удастся, повернула на северо-восток и устремилась на Сандомир и Ивангород. Оставив здесь три эскадрильи, мы получили приказ на передислокацию под Варшаву. Но я поехал в Петроград, с тем, чтобы больше не контактировать с представителями доблестной русской армии, ибо замучили меня различного рода проверками по самое «не хочу». К тому же на танки выставили настолько смешную цену, что производить их стало совершенно не выгодно. Их производство застыло без оплаты. Золотой дождь иссяк, в Сенате и Госдуме проголосовали за роспуск Особого комитета для экономии средств военного бюджета. Я остался без должности и без оклада, а воевать за собственные деньги я не рвался. Князь Александр попытался оставить меня начальником инженерной службы, но Николай мою кандидатуру отверг.
