Другую девушку он выследил на Контрольной, она пыталась отломить ветку сирени. Проклятая сирень! Лишь только она зацветала, у Виталия Николаевича начинался приступ. Какое-то воспоминание будил в нём этот запах…
Я пытаюсь думать о Тараканове как о больном человеке, но у меня не получается. Он снимал с каждой своей жертвы украшения – кроме Кати, у которой были только фломастеры, – и приносил их домой. Часть запирал в той шкатулке, от которой Ира пыталась найти ключ, а что-то дарил дочерям. И я, получается, тоже носила, пусть и недолго, вещи убитых.
Это такая страшная жуть, что я просто ни о чём другом думать не могу.
Валентин Петрович сказал, что они присматривались к Тараканову, но кольцо, которое обронила Бланкеннагель во время драки с красавчиком, а я нашла на улице, их несколько запутало – они переключили внимание на моего отца и Димку. Получается, что я отчасти виновата в смерти Марины Семёновой и той девушки с веткой яблони. На её одежде были обнаружены какие-то чёрные следы, как у Ольги. Потом уже выяснили, что это типографская краска, с которой Тараканов имел дело на работе, он ведь был печатником. А думали вначале, что это следы чертёжного карандаша, поэтому арестовали Валерия: он мало того что жил рядом с Ольгой, так ещё и работал в каком-то проектном институте чертёжником.
– А что будет с Ирой? – спросила я. – И где она?
Уже несколько дней я пыталась найти Княжну, ходила к ним домой, но мне никто не открывал, а потом на двери появилась бумажка с надписью «опечатано».
– Сейчас они живут в другом месте, их допрашивали и ещё будут допрашивать. Если бы мы оставили семью там, на Шаумяна, их бы растерзали родственники убитых.
Я вспомнила Ольгину маму с чёрными от кладбищенской земли пальцами.
– Скорее всего, Ира переедет с сестрой и мамой в другой город. Поменяют имена и фамилии. Во всяком случае, я бы на их месте поступил именно так.
Следователь передёрнул плечами, видимо, представил себя на Ирином месте. И закурил уже, наверное, пятую за полчаса сигарету.
– Ну давай, Лесовая, – сказал Валентин Петрович на прощание. – Береги себя и близких. Будь счастлива. И не кури!
Я не могла идти домой после этого разговора, кружила по нашему району, как будто запутывала следы. Забыла сумку с семенами на скамейке, потом вернулась и, к счастью, нашла. А потом поднялся сумасшедший, колючий ветер, и он, честное слово, дул мне строго в спину, как будто подгонял идти домой.
Пампуш
Лозанна, март 1899 г.
Обитатели виллы «Роза Ивановна» радовались тому, что Филипп Меркантон согласился заниматься с Ксеничкой по французскому и арифметике. Самостоятельное учение у Ксенички не ладилось, и, хотя из дому прислали учебники с новым материалом, разобраться с ними она не могла. Родители сочли нужным пригласить учителя, и Лакомбы предложили Меркантона. Он ухаживал за Маргерит, и на него здесь смотрели как на жениха. Впрочем, Филипп нигде с Маргерит не появлялся, лишь изредка пил со всеми чай, иногда ужинал в семейной обстановке, присоединял свой голос к пению сестёр. Ксеничку держали свободно, позволяли ей присутствовать в гостиной до девяти часов. Разговор был общий, весёлый, шутливый.
На первое занятие Филипп пришёл точно в срок, и едва ли не сразу же стало ясно, что как преподаватель он никуда не годится. Объяснений его Ксеничка не понимала, а её ошибки во французском повергали Меркантона в ужас. Он отказался заниматься с petite Russe: пусть лучше это делает его младший брат Поль!
Поль был студент-математик или физик – толстый, одутловатый, с большими выпуклыми карими глазами. Он сразу же сумел себя поставить. Мало того, Ксеничка даже влюбилась в Поля, забыв, как обожала совсем недавно мальчика, который играл с мальчишками в футбол в небольшом закоулке у выхода с Флёретт на бульвар Гранси. Глаза у мальчика были чёрные, на Ксеничкин вкус, очень красивые. На прогулке она робко указала на него Маргерит и призналась, что мальчик ей нравится, но Маргерит пренебрежительно фыркнула:
– С такой глупой мордой? Неужели лучше не нашла?
Ксеничка сконфузилась и заменила футболиста Полем Меркантоном, из которого вырастет впоследствии известнейший учёный, гляциолог и исследователь Арктики, профессор Лозаннского университета. Поль, разумеется, и не догадывался о чувствах девочки, он толково объяснял ей математику, проверял задачи, диктовал на французском. Вскоре Ксеничка стала писать грамотно и даже поняла то нелепо сложное правило согласования французских причастий и глаголов быть и иметь, с которым мучаются все иностранцы поголовно. Позднее она прочтёт слова одного из персонажей Анатоля Франса, профессора, который признался в том, что до конца своих дней так и не смог понять этого правила, и улыбнётся, вспомнив свою детскую любовь. Даже когда занятия прекратились – после смерти отца это было Лёвшиным не по карману, – Поль продолжал бывать дома у Лакомбов. Он был, скорее, молчалив, но редкие реплики его были всегда остроумны.
В книжном шкафу Лакомбов Ксеничка увидала две книжки с заманчивыми заглавиями – «Приключения принца Амадиса Галльского» и какого-то Бодуэна: средневековые романы, вроде тех, которыми увлекался Дон Кихот Ламанчский. Они услаждали Фредерика, сына мадам Лакомб, и мешали ему учиться. Он зарабатывал своё пропитание в качестве коммивояжёра шоколадной фабрики. Фреда, несмотря на его проказы, обожала и мать, и сёстры: они до сих пор надеялись, что он остепенится и станет помогать семье. Вся надежда была теперь на то, что красивая наружность поможет Фреду выгодно жениться, и в эту сторону были направлены все усилия мадам Лакомб и её дочерей.
Мадам, увидев, что Ксеничка читает «Амадиса», возмутилась. Забрала книгу и поставила обратно в шкаф:
– Незачем тебе читать всякую чепуху!
Об «Амадисе» Ксеничка не жалела, он с первых же страниц показался ей скучным, но на вмешательство мадам Лакомб рассердилась: «Не всё ли ей равно, что мне читать? Она же меня не любит». Но вечером та вдруг обрушилась на сестёр:
– Вы ходите в библиотеку, сидите до поздней ночи над романами, и никто не может догадаться взять для девочки интересную книгу. Она уже до «Амадиса» добралась! Давно пора его выбросить.
– Завтра пойдём вместе в библиотеку, – пообещала Маргерит.
Библиотека находилась недалеко. Небольшое помещение, тесное, тёмное, кругом стеллажи, книги обёрнуты в ярко-жёлтую бумагу. В глубине, прислонясь к стеллажу, стоял худощавый темноволосый молодой человек в чёрном костюме, господин Шпихигер. Пока Ксеничка выбирала книгу, Маргерит шушукалась с библиотекарем.
Теперь, когда по инициативе мадам Лакомб можно было читать в свободное время, Ксеничка перестала считать её совсем равнодушной. Но ей хотелось большего – искренней ласки вместо показной. И вскоре представился случай убедиться, что не такой мадам сухой человек, как вообразила Ксеничка.
В том же шкафу Ксеничка нашла англо-французский учебник. Маргерит, шутя, показала, как читать первый урок. Мадам прислушалась.
