По утрам девочка по-прежнему бродила одна. Гора была перерезана сбегавшими вниз изгородями. Сперва Ксеничка боялась выходить за пределы участка, в котором стояло дедушкино шале, потом научилась перелезать через изгороди и стала выходить в лес. Везде было одно и то же: ёлки на некотором расстоянии друг от друга, густой слой пожелтевшей хвои на земле, полное отсутствие цветов и безмолвие… Стояла удивительная тишина, только часы на колокольне в Сепэ отбивали время, и в горном воздухе этот бой разносился далеко-далеко. Время здесь отбивалось два раза – пробьют, потом пауза, и ударят вторично. Благодаря этому Ксеничка всегда знала время и никогда не опаздывала к ужину.
Поспела земляника. Нюша и Алек приносили небольшие букетики ягод и клали около столового прибора дедушки. Он улыбался, был явно доволен, что-то говорил по-немецки. Ксеничке страстно захотелось тоже найти ягод, чтобы заслужить улыбку деда. Но в лесу ягод не было. Где же они их находят, думала Ксеничка. Раз, когда она слонялась возле дедушкиного шале, в траве нашлась огромная земляничина – только одна, но свежая, красная, душистая. Ксеничка принесла её и положила у дедушкиного прибора, однако он сделал вид, что не замечает. У Ксенички глаза наполнились слезами, и бабушка, видевшая, как она несёт ягоду, умилилась:
– Alexander! Обрати же внимание на ягоду, девочка принесла её тебе!
Дед как-то неловко нагнулся, видимо не зная, что сказать, и пробормотал что-то невразумительное – что эту ягоду надо в музей передать как уникум. Он к ней даже не притронулся.
Ксеничка поняла ответ дедушки как насмешку. Может, в самом деле, глупо приносить одну ягоду, а не букетик? Решила назавтра поискать на полянке – вдруг ещё найдёт?
На следующий же день начала поиски и, уже когда совсем отчаялась, набрела на канавку, поросшую травой. Там, почти незаметные, росли красивые, крупные ягоды! Никто не догадался искать так близко от дома. Получился порядочный букетик, а ягоды так прямо роскошные! Нюша и Алек, увидев их, вскричали: «Где взяла?» Ксеничка объяснила. Ей казалось, что теперь-то дедушка будет доволен, но, к её отчаянию, он не только не притронулся к букету, но гадливо отодвинул его от себя. У бабушки было натянутое лицо, а Нюша и Алек не скрывали своего удовольствия. Из-за стола дед встал нахмуренный, а на Ксеничкино «спасибо» даже кивком не ответил. Это было уж слишком! Она рассказала маме, и та ответила, что, верно, Анетины дети опять что-то придумали.
На другой день дед поздоровался с Ксеничкой как обычно, уже не хмурился. Но Ксеничка не делала более попыток угодить ему и, по привычке проверяя свои чувства, решила, что Долматовы просто не любят её оттого, что она некрасивая, а любят красивых внуков – Нюшу и Алека. Стараться и огорчаться нечего. Лишь после, уже в Лозанне, она узнала, что Алек сказал дедушке, будто бы Ксеничка купила ягоды и выдумала, что сама собрала. Не просто неприятная внучка, но ещё и испорченная, лгунья, подхалимка!
Ох и невесёлой она была, та первая Швейцария… Здесь, у Лакомбов, Ксеничке вовсе не надо угождать и стараться, чтобы понравиться сёстрам и их матушке. Они и так её, кажется, любят. И даже считают миленькой.
Женщина с мелочью
Лозанна, август 2017 г.
Раньше Ксана любила командировки: здесь ей удавалось побыть в одиночестве, а дома она оставалась одна, только когда курила. Оттого и не бросила до сих пор: сигарета в её сознании равнялась минуте спокойствия. Десять сигарет в день – десять счастливых одиноких минут, когда никто не стоит над душой, не спрашивает, где ужин, носки и деньги. Курить её, кстати, научила Тараканова – бездонный кладезь дурных привычек.
Однако лет пять назад Ксану в каждой поездке стало накрывать одиночеством, как душным одеялом, с головой. Такое желанное прежде, это состояние вдруг стало противным и липким – не отдерёшь. Раньше она не понимала, как это люди могут заводить беседы с незнакомцами в очередях, маршрутках, просто на улице. Теперь, видимо, пришёл возраст для понимания: ты ищешь общения с чужими, чтобы не думать о своих. О тех, кто ушёл, как Димка и папа. О тех, кто остался и ждёт помощи, как мама, Андрюша и Княжна. Чем ближе к ночи, тем тяжелее эти мысли: наливаются, чугунеют, придавливают к земле.
По утрам всегда легче, пусть ненамного. Платан за окном весело шелестит листвой, одна особенно любопытная ветка упирается прямо в стекло. Ксана спрятала Ксеничкин дневник под подушку, как делала в детстве. Глупости, конечно, никто его здесь не украдёт. Даже если вор придёт, старая тетрадка, исписанная блёкло– лиловыми чернилами, его навряд ли заинтересует.
Собралась быстро, позавтракала водой из-под крана и всё теми же сушками. Позвонила домой – ответил Андрюша, но разговаривать не захотел, тут же вручил трубку бабушке.
– У нас всё хорошо, – нарочито бодрым голосом сказала мама. – Мы получили бесплатный рецепт на лекарства. Ни о чём не беспокойся, отдыхай!
Мама не шутила, когда говорила про отдых. Какой бы трудной ни была работа, дочь находилась в Швейцарии, а значит – отдыхала. Объяснять разницу бесполезно, да и кому это нужно? Проще сказать спасибо и до свидания.
Пунктуальная Наташа прибыла ровно в восемь – Ксана на ходу торопливо протирала руки влажной салфеткой, чтобы клиенты не учуяли табачный запах. Боря с мамой уже сидели в машине, мальчик выглядел сонным, зато Лида была бодра за двоих. Ксана много раз такое видела: проснувшаяся надежда делает родителей моложе, красивее. Лида, поверив в то, что Борю вылечат, превратилась в юную женщину.
В клинике сразу началась работа – процедуры, анализы, собеседования, всё то, из чего складывалась диагностика, требовало присутствия переводчика. Сопровождение, так это называлось в контракте. Только к двум часам измученного Борю наконец отпустили. Лида больше не выглядела юной, да и у Ксаны язык еле ворочался, а впереди был ещё «капризный Петербург». Первая встреча с клиенткой, пожелавшей сделать пластику в Швейцарии, а потом с месячишко отдыхать и восстанавливаться в Дьяблере. Дьяблере? Кажется, о нём упоминала Ксеничка в своём дневнике – в тех краях, близ Эгля, она проводила сто лет назад свои грустные каникулы.
Надо же, как глубоко пустила корни в её судьбу жизнь чужого человека… Сравнивать свои чувства с теми, которые испытывала в другом веке родная бабушка, – это одно, идти по случайным следам – совсем другое. В тот день, когда отец открыл ей правду – Лесовые не имеют отношения к Лёвшиным, он всего лишь взял домой на хранение мешок с документами, – Ксана потеряла, как ей тогда показалось, самого близкого человека в своей жизни. Она ведь и профессию выбрала во многом благодаря Ксеничке, знавшей много языков. Может, и не стала бы переводчиком, если бы не те дневники. Детские попытки учить французский в итоге оправдались – язык пристал к ней плотно, как вечный загар. Потом Ксана выучила английский, немецкий, итальянский… Поступила на ромгерм, уехала в Париж, получила европейский диплом и сертификат переводчика со специализацией по медицине, благодаря которому её и приглашают теперь работать в Европу. Та же Наташа живёт в Швейцарии лет пятнадцать и по-французски говорит не хуже Ксаны, но разрешения на такую работу не имеет.
