Я стыдливо замерла, глядя на мужскую плоть, замершую у входа и готовую проникнуть в мое тело. Налитая кровью, она подрагивала, словно стремилась как можно быстрее оказаться во мне.
— Не смотри так! — рявкнул Роман, а я не могла ничего поделать со своим любопытством. Не могла прикрыть веки, или отвернуться.
Движения Романа были молниеносными. Он протянул руку к тумбочке, вынул ленту презервативов и распаковал один.
Я понимала, что от смущения покраснела до кончиков волос. Но неотрывно следила за тем, как латекс обхватывает возбужденную мужскую плоть.
— Не перестанешь — кончу, а потом возьму тебя так, как хочу, — пророкотал Рома. — И все растянется до следующего утра, Ратти!
Я сглотнула, все же прикрыла стыдливо веки. Сейчас раннее утро, и я совсем не планировала оставаться у Львовского еще сутки.
Пусть все закончится быстро.
Всхлипнула и прикусила губу почти до крови, когда ощутила тяжесть мужского тела на себе. Рома удерживал свой вес на локтях, словно окутывал меня собой, брал в плен мое тело и мой разум.
— Ты готова для меня, Ратти, — хрипло выдохнул он, скользя приоткрытым ртом по моей шее, оставляя влажные поцелуи за ухом и посылая кучу мурашек по всему моему телу. — Хочешь меня… Ты мой наркотик, Ратти… Гребаный кокс…
Мое тело выгнулось дугой, а руки вцепились в широкие, мускулистые плечи. Тугая плоть настойчиво вторглась в мое лоно, непривычно растягивая и осторожно скользя.
Я ожидала дикой боли. Но пока что испытывала лишь непривычные, но приятные ощущения наполненности. Точно именно этого кусочка мне не хватало, чтобы собрать хитрый пазл.
— Ооох! — выдохнула я, когда этот дикий и жадный мужчина отстранился от меня.
— Млять! — процедил он, одной рукой подхватил мои бедра и застыл.
Я с трудом разлепила веки. Рома всматривался в мое лицо, точно искал ответы на свои вопросы.
— Твою мать! — процедил он и стремительно проник в меня одним толчком.
Я застонала, но уже совсем не от наслаждения. Мне было дико больно, точно Львовский разбил меня надвое, расколол мое тело и не собирался останавливаться на достигнутом.
— Я предупреждал… Говорил… — рычал он, вновь и вновь тараня меня своим телом, а я лишь всхлипывала, сжималась в один кровоточащий комок плоти и ждала, когда же все закончится.
Я не пыталась избежать контакта. Просто ждала, когда Львовский перестанет терзать меня своими жадными движениями.
Мужские губы сжимались на моем плече, и я точно знала, что наутро на моей коже появится синяк — подарок от Львовского.
Я не противилась мужским касаниям, даже наоборот, сжимала и поглаживала ладонями шею, затылок, плечи Романа. И он словно оттаял. Его толчки становились менее болезненными, плавными, и, кажется, нежными.
— Знаю, я — ублюдок, — прошептал он, прижимаясь носом к моему виску. — Хуже того, я двинутый на тебе ублюдок.
Финальный толчок заставил меня крепче вцепиться в обнаженные мужские плечи. И я поняла, что плачу лишь тогда, когда горячая ладонь осторожно вытерла соленые капли с моих щек.
Сквозь пелену слез я видела лицо Романа размытым пятном, но почему-то больше не боялась этого мужчины. Не боялась, что он сможет навредить мне. Больше не сможет. Ведь он уже отобрал у меня все, что только мог. Не только мою девственность, но и мое сердце.
***
Глава 30
— Доволен, ублюдок?! — ухмылялось мое отражение.
Не выдержал. Ударил кулаком в зеркальную стену. Физическая боль должна была принести облегчение. Заглушить тот дикий коктейль Молотова, что выжигал меня изнутри.
Но хрен там. Легче не становилось. Только хуже. Перед глазами так и маячила кровавая простыня. Казалось, что я порвал девчонку на куски.
А она встала, оделась и ушла.
Ушла, не оглядываясь.
Хотелось выть от бессилия. Не так ведь я планировал все. Совсем не так.
Хотел привязать ее к койке сексом. Хотел доказать, что лучше других ее мужиков.
А по итогу — багровое пятно и тихие слезы.
Ублюдок!
Зеркальные осколки ссыпались в раковину. Самый большой из них остался на прежнем месте, показывая мне отражение моего уродливого нутра.
В офис я примчался злым. Пришлось ждать врача, которого за каким-то хреном припер Ольховский.
— Шей так! — велел я доктору.
Места порезов жгло огнем. Но я лишь прикрыл глаза, приветствуя эту боль.
Работа не клеилась. За «косяки» гребли все сотрудники, включая курьеров и начальников отделов.
Ольховский удерживал от меня визитеров на расстоянии. Я никого не хотел видеть. Вернее, только один человечек смог бы смягчить мой гнев сейчас. Но он, вернее она, получила свободу от меня. Я сам ее пообещал девчонке.
И сдержу слово.
— Роман Дмитриевич, ваша невеста ждет вас в приемной, — осторожно сообщила секретарша.
Едва сдержался, чтобы не заорать на подчиненную.
Какого, спрашивается, хрена, Дарья явилась в офис? Но я не успел. Дражайшая невестушка уже входила в кабинет, цокая каблуками и сверкая томным взглядом.
Невольно сравнил ее с Ратти.
Даша была низкопробной серебряной цепью с тусклой подвеской. Вроде бы и драгоценность, а потерта и поношена.
Моя Ратти была шедевром ювелирного искусства. Изысканным и редким. Одним на триллион вот таких «украшений», как Несторова-старшая.
— Здравствуй, Рома, — натянуто улыбнулась она.
Я откинулся в кресле, прикидывая, как быстро и безболезненно можно выпроводить Дарью из офиса и не встречаться с ней до самой брачной церемонии.
Женщина прошествовала к столу, точно по подиуму. Остановилась передо мной, скрестила руки на груди.
— Ничего не хочешь мне сказать, дорогой? — требовательно произнесла она.
В женской руке увидел потрепанный мобильник. Сомневаюсь, что он принадлежал Дарье.
— Моя сестренка, — говорила Дарья, вертя в руке телефон. — Вчера вдруг исчезла из салона. А телефончик в спешке оставила. Потом я вижу фото в соцсетях. Как это называется, Рома? Только не говори, что моя шалава-сестра успела раздвинуть перед тобой ноги!
— Пошла на ***, Дарья! — максимально спокойно процедил я.
Несторова вспыхнула. От возмущения открыла рот. Закрыла. Хлопнула длинными ресницами.