– Как это понимать?
– Я не смог сохранить душу вашей дочери, а мозга и даже сердца недостаточно, чтобы полностью вернуть Томико.
Отрицание Киоко сменилось гневом.
– Что вы сделали с моей дочерью?!
– Ничего. – Саша устало покачал головой, но даже искреннее сожаление в его голосе не могло успокоить несчастную мать хоть немного. – Уже никто не сможет с ней что-то сделать. Есть вещи, неподвластные людям. Даже мне. Я не бог, а душа не тело. Ее невозможно воссоздать. Душа – пламя свечи. Оно погибнет, как только свеча растает. То же самое происходит с людьми. В вашем случае свечу порубили, и пламя погасло. Я пробовал вернуть его и раньше. Даже у меня ничего не получилось. Мне жаль.
Киоко тряслась от охвативших ее противоречивых чувств.
– Даже вам? Вы же просто мальчишка. Господи, на кого же я понадеялась! Вы просто сделали из моей дочери безжизненную куклу!
– Я воссоздал ее интеллект, тело и даже привычки.
– Но это не Томико! – Крик Киоко смешался с рыданиями. – Вы просто… – Она сглотнула, найдя утешение на груди обнявшего ее мужа. – Вы же… подарили нам надежду.
– Я понимаю вас. Люди на вашем месте могут и будут надеяться даже на немыслимое чудо. Но я не бог, повторюсь. Вернуть душу невозможно. Мы не видим ее, мы не можем за нее ухватиться. Мы не знаем о ней ничего, а ведь именно она несет в себе настоящую жизнь. Проблема здесь в связи с телом. У Томико ее больше нет. Простите, что обнадежил вас.
– Это не моя дочь! Как прикажете жить с этим… роботом? Вы создали монстра! Точную копию моей девочки, а внутри пусто! Вы… вы жестокий человек!
– Простите… – только и шептал Саша.
– Оставьте этого робота себе, но переделайте лицо, поняли?! И отдайте тело – настоящее тело! – моей Томико. Лучше я кремирую его, чем оставлю для ваших безжалостных экспериментов… Да?! Вы просто экспериментировали над моей девочкой?!
– Киоко, успокойся. Он сделал все, что мог. – Мужчина медленно тянул ее к выходу, но женщина вырывалась вперед, словно хотела наброситься на поникшего Сашу.
– Уничтожьте это лицо! Слышите? Уничтожьте! Это не Томико. Это издевательство над нашими чувствами!
Крики, рыдания и проклятия были слышны даже с первого этажа. Киоко продолжала сыпать ими и в машине, в которую ее силой посадил подавленный муж. Даже когда машина отъехала, Саша не мог вдохнуть полной грудью и смотрел на свое человеческое творение в гробу. Оно смотрело на него пустым взглядом.
Саша приблизился к нему, обхватил края гроба, нежно улыбнулся и заговорил заботливым голосом:
– Ничего. Я немного доработаю тебя. С эмоциями, погляжу, туго. Без верхнего слоя кожи будет удобнее, чтобы в случае чего менять конечности.
– Так значит, это были мои родители? Мама и папа, которые меня родили? Почему они ушли? Что значит «Томико»?
– Поскольку я, скорее всего, сотру твою память, скажу – это твое настоящее имя. Но временное.
– Почему временное?
– Потому что после перезагрузки тебя будут звать по-другому.
– Зачем меня перезагружать?
– Чтобы ты стала другой. Свободной от Томико, которую они ожидали увидеть.
– А какое имя вы мне дадите?
Саша помедлил с ответом:
– Анко. Изменим тебя, но этим именем хотя бы сохраним твои японские корни.
Он подошел к компьютерному столу, поднял руку над монитором, чтобы отключить камеру, когда услышал:
– А я у вас первая?
– Нет, но ты первая, кого я решился включить.
– Значит, есть другая первая?
– Да. Моя подруга Жанна. Но ее настоящей, как и тебя, больше нет.
– Почему нет?
Тяжелый вздох.
– Ее убили. Убили вместе с множеством других людей.
Запись закончилась.
26
Самый богатый человек в мире
Столицу Делиуара незамысловато назвали в честь страны.
Дирк Марголис назначил встречу в собственном «Гранд-Делиуар» – самом элитном и дорогом отеле, в котором Александру доводилось бывать. Двадцатиэтажный замок, поделенный на два крыла, чем-то напомнил ему Саейдский дворец, но тот был меньше в полтора раза и выглядел серым пятном на фоне отеля. Когда принц прибыл на место, уже темнело, и теплая подсветка под каждым окном облачала величественное здание из красного, намеренно состаренного кирпича в золотые оттенки.
У входа его встретила портье, открыла двери и поклонилась.
– Прошу, сэр.
Александр вошел в лобби. Несмотря на начальную цену за номер в тысячу фунтов за одну ночь, отель напоминал живой организм, в котором без остановки сновали жильцы, горничные, коридорные и прочая обслуга.
– Я провожу вас, Ваше Высочество. – Девушка в красном классическом костюме с бабочкой взяла его небольшую сумку с вещами и проследовала к лифту.
Они вышли на двадцатом этаже.
– Мистер Марголис просил вас лично подойти к его номеру – 2021. Ваш номер 2022. Вот карточка.
– Но я только в гости. Ничего большего.
– Таково веление мистера Марголиса. – Девушка улыбнулась ему и вернулась в лифт. – Однако он просил для начала заглянуть к нему. Приятного вам вечера.
Дверь кабинки закрылась.
Александр нашел нужный номер и поднял кулак, намереваясь постучать, когда дверь открылась сама. Он встретился лицом к лицу с юношей своих лет. Несмотря на аристократическую бледность и изнеженность, довольно потрепанным, в брюках, расстегнутой рубашке и с пиджаком в руке. Он оценивающе оглядел принца с ног до головы и прошел мимо, оставив того в полном замешательстве.
– Не стойте в дверях, дорогой гость. Прошу, проходите.
И Александр зашел в номер. Мужчина его роста и пятидесяти лет на вид застегивал белую рубашку. Красный галстук и серый пиджак лежали на неубранной постели. Через высокие окна номера весь город был как на ладони, полюбоваться его видами можно было как из встроенного в пол джакузи, так и из живого уголка. Сам номер, казалось, занимал четверть этажа.
– Здравствуйте, – сдержанно приветствовал мужчину Александр, не желая даже предполагать, что только что здесь происходило.
Мужчина перед ним был, несомненно, красив. Гладко выбритый, с волевым подбородком, идеально уложенными набок волосами с проседью, высоким лбом и широким, но кривым ртом. Морщины украшали его живое умное лицо.
– Как вы относитесь к изменам? – спросил он как бы ненароком.
Мысленно Александр отметил, что услышал самый странный вопрос в жизни, заданный в самый странный и неловкий момент.
– Отрицательно.
– Как и полагается любому высоконравственному интеллигенту, религиозному фанатику и лицемеру. А вот все мои жены относились вполне лояльно. Правда, их раненую гордость искупала роскошь, которую я им предоставлял. Рано или поздно, насытившись ею, они покидали меня. Не всякая женщина может принять, что тело юноши, или нимфетки, как писал Набоков, куда привлекательнее ее стареющего тела. Я старею тоже, безусловно, но разница между мной и моими женами заключалась в том, что мне это было безразлично. После разводов я одинок не больше дня.
