– К Каспару Шульцу, – заявила она у единственного окошка, вдыхая аромат крепкого кофе, смешанного с цветочным запахом, которым через каждые полчаса по всему этажу взрывались четыре дозатора.
Женщина за стеклом закрыла парящую в воздухе вкладку с фильмом.
– Он сейчас на встрече. К нему пришла… – Она заглянула в компьютер. – Шарлотта Аткинсон.
– Благодарю.
Ирен зашагала вдоль светлого чистого коридора. Табличка «Идет встреча» на предпоследней двери светилась зеленым. Ей не следовало стучать перед тем, как зайти, но так велело ее воспитание. Она открыла дверь и поздоровалась. Шарлотту и Каспара разделяло прозрачное стекло, настолько чистое, что его наличие можно было заметить лишь под углом. Они сидели за столом, сложив руки. Шарлотта привстала, но мягким движением руки Ирен попросила ее сесть и не беспокоиться.
– Что вам нужно?
– Я Ирен Шерро, следователь. Пришла к Каспару.
Она подошла к стеклу, рассмотрела его, насколько это позволял стол перед ним. Он подготовился к встрече с подругой: причесался, побрился, надел свежую одежду – белую обтягивающую футболку и растянутые джинсы. Внешний облик не скрывал усталости и измотанности. Каспар чуть похудел. Глаза его говорили, что стоит встрече закончиться, и он снова вернется в серый тюремный мир, где нет места ни чистой одежде, ни сытости.
– Как вы?
– Все хорошо, – заявил он уверенно, приподнятым тоном.
Ирен знала, что Каспар был слишком горд, чтобы жаловаться.
– Каспар, – она села на соседний стул, – знаю, я не вправе спрашивать вас, как и вы не обязаны мне отвечать, но… Если вы действительно совершили этот проступок, то сознайтесь. Хуже не будет.
– Как вы можете ему такое предлагать? – возмутилась Шарлотта, вытаращив на нее глаза. – Сознаться в том, чего он не совершал… Как можно?
– Я читала расшифровку допросов, – продолжила Ирен. – Ни разу вы не сказали: «Нет, я не убивал». Вы не отрицаете вину, но и не признаете. Я хочу понять причину.
– Это провокация. Наверняка за дверью стоят ее люди. Так и ждут, когда ты возьмешь вину на себя. Как вы и сказали, миссис Шерро, он не обязан отвечать.
– Но я все же отвечу, – прервал Каспар Шарлотту.
Подруга собиралась вступиться за него, но он успокоил ее мягким кивком. Раздосадованная, она опустила голову и ссутулилась. Каспар заговорил неторопливо:
– Кто бы ни убил его, Адам это заслужил. Каждая пуля в его мерзком теле не была потрачена зря. Сколько людей пострадало из-за него. А сколько могло? Разве вы смогли бы его остановить? Он бы не оказался на моем месте, даже если бы список его жертв был больше в разы. Он насиловал, продавал людей. Держал их, отняв документы, до первого вызова очередного клиента. И среди невольных работников были дети. Сколько еще детей могло пропасть из-за него? Сколько умереть от передозировки наркотиками? Разве это не настоящая беда, миссис Шерро? А теперь представьте, сколько радости было у родителей вернувшихся домой детей – неважно, сколько им лет. А сколько так и не дождутся своих чад? Мы живем в прогрессивное время, но рабство никто не отменял. А вы когда-нибудь задумывались: «Что, если следующей жертвой станет кто-то из моих родных?» Согласитесь, от одной мысли вы готовы схватиться за пистолет и превратить Адама в решето. Есть люди, которые не заслуживают ни следствия, ни долгих разбирательств, ни тем более прощения. Их не исправит даже смерть. Она только станет предупреждением для подобных ему.
Ирен сглотнула, опустив дрожащий взгляд.
– Я всегда считала, что ни один человек, каким бы он ни был, не заслуживает смерти.
– Но вы же знаете, что справедливость не работает по этому закону. Согласитесь, в большинстве своем справедливость – это ответный акт душевного или телесного насилия, потери, разочарования. Мы бы никогда не узнали о ней, если бы люди были обделены дурными качествами. Вы знаете, что я прав. И знаете, что Адам Синглер заслужил свой конец.
После недолгого вынужденного молчания Ирен сказала:
– Но это не значит, что нужно уподобляться дикарям и наказывать всех неугодных.
– Вы правы. Но бездействие и снисхождение порой и есть дикость. Сколько шансов ежедневно люди упускают из-за своей мягкотелости и бесхребетности. И скольким они же разрушают неустойчивую жизнь. Адам Синглер пользовался тем, что люди вокруг не были такими, как он. А он был сильнее и всегда прогибал их под себя.
Каспар вовсе не хвалился и не испытывал гордости от содеянного, но чувствовал, что впервые в жизни он совершил нечто действительно великое. Назвать это преступлением он не мог. Преступление – когда плохие покушаются на хороших. Но не наоборот. Убийство не лишило его человечности, не наделило его новыми качествами, не сделало его отцом и телохранителем хуже, а лишь расширило его подсознание и взгляды. Выйди он на волю, смерть Адама постепенно стерлась бы у него из памяти, ведь теперь, хоть беда минула давно, он был уверен, что Александр в безопасности. Отчасти.
– Как принц? – спросил он твердо. – Идет на поправку?
– Сложно сказать. Все еще не пришел в себя. Все винят Сашу. Сам он этого не отрицает, но и не признает. Молчит, не появляется на публике. Вероятно, снова закрылся в замке.
– Но это не Саша.
Ирен нетерпеливо уставилась на него, ожидая продолжения.
– Кто же тогда?
Шарлотта чувствовала, как на нее смотрят.
– Хорошо, поняла, ухожу.
– Мы еще увидимся, – утешил ее Каспар.
– Конечно, – ответила она не сразу и вышла из комнаты.
Отдаляющийся стук каблуков стал знаком к продолжению разговора.
– Так кто же это?
– Королева Делинда.
Ирен прижалась к спинке стула. Взгляд ее перестал быть цепким, серьезность исчезла.
– Звучит сомнительно. Крайне сомнительно. Зачем ей отравлять своего брата?
– Чтобы обвинить во всем Сашу.
– Для чего?
– Чтобы развязать скандал и ввести санкции. Разве не это в итоге произошло?
– И снова вопрос: для чего?
– Я не могу знать. Вы единственная, кому я решил об этом сказать. Остальные не стали бы слушать, но даже если бы выслушали, то только для того, чтобы обвинить в клевете. Но это не ложь, миссис Шерро. Стоило мне догадаться об этом, как меня скрутили полицейские. Она избавляется от всех, кто может ей помешать. Ее бездушие в отношении принца поражало меня и раньше, но я всегда объяснял его нарциссизмом. Оказалось, что все гораздо хуже.
– Это крайне смелое заявление.
– Время покажет мою правоту. Но я боюсь, что будет поздно. Прошу, защитите Александра. Снаружи остались только вы да Робин. Я связался со своей знакомой. Она тоже присоединится к вам.
Настойчивость и мольба смешались в его тоне, не оставляя Ирен шансов возразить.
