– Может быть, вы услышали, мистер Шульц?
Каспар упер локти в колени и сложил пальцы в замок.
– «Прости, Господи».
У Ирен вытянулось лицо.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. А потом она упала на пол. Мы с принцем Александром перевернули ее. Она уже была мертва.
Ирен трижды кивнула ему, выключила звукозапись и прижала к груди планшет.
– Мистер Шульц, вы все-таки уверены в том, что слышали именно эти слова?
– Совершенно точно.
– В таком случае это странно.
– Почему же?
– Урсула Келлер была широко известна своими атеистическими взглядами, – вставила Делинда. – А может, она была атеисткой до первой тряски самолета.
– Но почему она просила прощения? – присоединилась Робин. – И кто мог желать ей смерти?
– Проще назвать тех, кто не желал.
Ирен прикусила губу, смотря в потолок, словно выискивала там ответы.
– К слову, – Каспар выпрямился в кресле, – вы сказали «убитая». Пришли результаты анализа крови?
– Ее отравили. Чем – непонятно. Смерть наступила в результате внутреннего кровотечения. Вероятно, яд прожег ее внутренности.
– Она могла отравиться им, скажем, из-за еды? – предположил Александр.
– Мы проверили камеры. За весь вечер она съела только кекс с общей тарелки, взяла не глядя. Но раз других жертв нет, то вряд ли ее убили им. Выпечку она съела, не отходя от стола, за четыре минуты до своей смерти, и весь вечер была на виду, под камерами.
– Яд замедленного действия?
– Скорее, наоборот. Но после вскрытия я узнаю точно. Спасибо за ответы, Ваше Величество, Ваше Высочество, господа. Можете возвращаться домой.
Она закрыла дверь за собой бесшумно и так медленно, что даже после щелчка замка казалось, что она стоит за ней и подслушивает. Шум удаляющихся шагов позволил всем вздохнуть полной грудью.
– Ирен Шерро, – выплюнула Делинда. – Ищейка Мирового Совета.
– Знаешь ее? – Александр придвинулся ближе.
– Она начинала расследование массового убийства участников Съезда Мировых Лидеров, но затем бросила его из-за смерти ребенка. Мальчик прожил всего пару месяцев, и те в страданиях. Несколько лет она провела в депрессии и вернулась еще свирепее и дотошнее, чем прежде. Вероятно, больше не решилась завести детей.
Александр знал, что за каждым неприступным человеком стоит тяжелая история, искалечившая внутренний мир и повлиявшая на взгляды. Но он был другим. Вероятно, в его душе еще остались нетронутые места.
Смерть Урсулы на его глазах не вызвала в нем ни горя, ни сочувствия. Он видел только разумный организм, что еще секунды назад смотрел на него с мученическим видом и вот теперь лежал неподвижно, холодный и лишенный жизни.
Все началось со смерти отца от мужской болезни, когда принцу было десять. Он принимал лекарства, что продлевали жизнь, но в последний день приступ начался прямо во сне. Банка с таблетками лежала в двух метрах от него, на столике. Он не успел добраться до них.
Александр первым увидел его тело на полу, с протянутой к столу рукой. На похоронах плакали все, кроме маленького принца. Его молчание и поникшую голову взрослые сочли выражением скорби. Они ошибались. Александр еще никогда не чувствовал себя таким свободным. Он вернулся в замок, зная, что больше не услышит ни криков, ни ругани. И мама больше не будет плакать и прятать под рукавами синяки. Но счастье Александра обернулось против него: после смерти мужа королева Броук утонула в депрессии. Теперь вместо папиных криков коридоры заполнили ее отчаянные вопли, долетающие даже до комнат слуг и дающие тем лишнюю пищу для сплетен. Утешение королева нашла в Creatio Azazel. Ее служители убедили королеву в том, что смерть мужа, как и сын-нимфае, – наказание за ее старые неискупленные грехи, и, дабы впредь не понести потери из-за них, нужно опередить карму и раз в месяц совершать обряд очищения.
В один из молчаливых вечеров, сразу после ужина, Броук взяла Александра за руку и сказала:
– Я хочу познакомить тебя с хорошими людьми. Они хотят помочь нам избавиться от несчастий.
В тот вечер Александр вернулся домой в слезах, покрытый первыми синяками и ссадинами. Сколько ни старался, он не мог злиться на королеву за обман. Любовь к ней ослепила его. Он наивно верил, что ни одна мать не причинит вреда своему дитя намеренно, а значит обряды – это вовсе не насилие.
В благодарность мама осыпала его одухотворенными речами о том, как он важен для всей семьи. Чувство нужности окрылило Александра. «Мама гордится мной! Мама ценит меня!» Но чем дольше это продолжалось, тем невыносимей были обряды. Старые раны заживали, уступая место новым. Броук приободрилась, ее характер стал более игривым, и она жила с высоко поднятой головой. Ведь теперь ей можно было все. За искушениями она не замечала, как гас свет в глазах ее сына, и не слышала протестов Каспара.
Однажды по пути в церковь он свернул на другую дорогу.
– Я больше так не могу. Не могу собственноручно отдавать вас в руки этих чудовищ. Это… бесчеловечно!
Александр видел перед собой лишь огни проезжающих мимо машин. В голове сгущался туман, но он расслышал каждое слово своего телохранителя и проникся к нему еще большей любовью.
– Монахи скажут ей, что я не был на обряде, – произнес он хрипло. – Она накажет тебя.
– Ну и пусть. Может, это отрезвит ее и отвлечет от вольной жизни, которую она развернула на ваших страданиях. Она просто… обманывает себя и… Простите. Я не должен был позволять себе такое.
– Она накажет тебя, – повторил принц тише. – Я не хочу, чтобы тебя наказывали снова. И снова из-за меня.
– В тот раз, когда я ушел и оставил вас на няню, которая упустила вас из виду, я был виноват. В этот раз я обязан вам помочь.
– Отвези меня в церковь.
– Ваше высочество…
– Отвези. Это… мой приказ.
Каспар сглотнул ком в горле, сжимая руль крепче. Он остановился у светофора и взглянул в зеркало заднего вида. Их с принцем взгляды встретились.
– Неужели это будет длиться вечно? Неужели она не понимает? Неужели так и не поймет?
В груди у Каспара словно царапали кошки. Он нахмурил брови и уперся лбом в руль. Руки Александра легли ему на спину. Нежные и теплые.
– Не хочу, чтобы тебя снова наказывали. Ты даже не сказал мне, что они сделали с тобой тогда, но мне кажется, что-то страшное. Со мной все будет хорошо. Не впервой. Мама не прекратит обряды после нашей дерзости. Наоборот, она только разозлится.
Каспар выпрямился. Зеленый свет бил ему в глаза уже полминуты, но он не мог заставить себя нажать на газ. Водители сигналили, подводя остатки его спокойствия к пределу.
