Поздним утром они шли, обнявшись, по Вечному городу. Маша
рассматривала Рим совершенно другими глазами. Красивые величественные здания,
где нет-нет, да и мелькнет встроенная в стену древнеримская колонна или портик,
широкие каменные лестницы, причудливые фонтаны, синее небо и цветы. Тысячи
разноцветных цветов — в букетах, в ящиках на балконах и галерейках, в горшках
на каждой ступеньке, в корзинах, подвешенных на стене…
Маша зачарованно глядела на все это великолепие и думала,
что все теперь будет в ее жизни по-другому. Она выполнила свое предназначение,
не обманула ожиданий своего деда, теперь все несчастья позади. На плече ее
лежала рука человека, который за эти несколько дней стал самым близким. Маша
теснее прижалась к Старыгину и заглянула в его лицо. Однако лицо близкого
человека было омрачено тяжкими думами.
— Что с тобой? — удивилась она. — О чем ты
думаешь?
— Я думаю о будущем, — признался он, — о
будущем, которого у нас с тобой, похоже, нет. Что делать с картиной? И вообще
что теперь делать?
Если идти в итальянскую полицию, боюсь, они не поверят ни
одному нашему слову. Путь в Россию для нас закрыт, а так хочется домой…
Маша подавила в зародыше мысль, что ему плохо с ней и что он
хочет скорей к своей антикварной мебели, коту Василию и нудной Танечке из
отдела рукописей.
Они вышли на Испанскую площадь — самую нарядную площадь
Рима. Знаменитая Испанская лестница раскинулась перед ними во всей красе. У
подножья ее торговали цветами, по бокам уличные художники расставили свои
работы. На лестнице толпились туристы, прямо на ступеньках сидели юноши и
девушки. Звучала музыка, все общество непрерывно перемещалось, галдело и
смеялось. Лестница прерывалась террасой, огороженной красивой балюстрадой, и
завершалась церковью, которая устремлялась ввысь двумя симметричными
колокольнями.
— Церковь Святой Троицы на горах, — сказал
Старыгин, — а перед ней — обелиск Саллюстия.
Маша взбежала по лестнице и уселась на ступеньки, подвинув
растрепанного юнца с гитарой.
У подножья лестницы был мраморный фонтан в форме лодки,
огороженный бассейном.
Вода била из головы медузы Горгоны на корме, стекала из
круглой чаши в середине лодки.
— Как красиво! — счастливо вздохнула Маша.
— В мае всю лестницу уставляют цветущими азалиями в
кадках, — улыбнулся Старыгин, — я видел. А этот фонтан работы Бернини
называется «Баркаччо», то есть лодочка.
Он сел рядом с Машей и затих.
— Насчет возвращения домой, — начала она,
помолчав, — между прочим, именно сегодня в семь часов вечера улетает наш
самолет в Петербург. Ты не забыл, что мы прилетели сюда с группой туристов? Я
считаю, мы вполне можем вернуться этим рейсом. Конечно, существует вероятность,
что мы во всероссийском розыске и прямо с самолета нас посадят в «воронок» и
увезут в Кресты, но что-то мне подсказывает, что до такого Легов еще не
додумался. Хотя, конечно, пропал шедевр Леонардо да Винчи, национальное
достояние… Но кто не рискует, тот не пьет шампанское!
— О чем ты говоришь? — вскричал Старыгин. —
Какой риск? Какое шампанское? Да мы просто не доберемся до наших пограничников!
Нас сцапает таможенная служба здешнего аэропорта. Ты думаешь, они не поймут,
что у меня мадонна Леонардо?
Маша задумчиво рассматривала художников, что сидели по бокам
лестницы. Кто-то просто продавал свои работы, кто-то предлагал туристам
нарисовать их портреты. Старыгин проследил за ее взглядом и все понял.
— Нет! — сказал он и даже вскочил со
ступенек. — Нет-нет, ни в коем случае! Я никогда на это не решусь!
— Ты хочешь сказать, что замечательный, самый лучше
реставратор города Санкт-Петербурга не сумеет нарисовать плохонький вид Рима?
— А о чем ты говоришь! — махнул рукой
Старыгин. — Рисовать я могу, и неплохо. Но рука не поднимется записывать
шедевр Леонардо!
— А ты соберись с духом, наберись мужества, —
посоветовала Маша, — пойми, это наш единственный шанс!
— Здесь, на виа Маргутта, — бормотал
Старыгин, — район, где живут и работают художники.
Наверняка мы найдем тут магазин, где можно купить все
необходимое…
Он уже тащил Машу за руку по лестнице мимо радующихся жизни
туристов на нужную улицу.
В гостинице Старыгин долго искал самое светлое место в
номере, потом расположился с красками и занялся делом. Маше он велел не стоять
над душой, а то он не успеет. Маша тоже не теряла времени даром. Она прошлась
по магазинам и купила себе и Дмитрию более-менее приличную одежду взамен старой
и испачканной.
Вернувшись, она нашла Старыгина отдыхающим от трудов. На
столике стояла картина.
— Осторожнее! — лениво сказал Старыгин. — Еще
краски не высохли.
Маша долго вглядывалась в картину. Старыгин нарисовал
Испанскую площадь и фонтан в виде лодки. Только в круглой чаше посредине лодки
свернулось каменное чудовище, амфиреус, изо рта которого била вода. Чудовище
было так ужасно, что медуза Горгона на корме лодки казалась детской игрушкой по
сравнению с ним.
— Называется «Римская фантазия», — смеясь, сказал
Старыгин. — Думаю, что Бернини меня простит.
* * *
— Синьор, покажите, что у вас в тубусе! —
потребовал усатый итальянский таможенник.
Маша побледнела, закусила губу и отступила подальше, чтобы
итальянец не заметил ее волнения.
Старыгин, напротив, держался совершенно спокойно. Он вынул
из тубуса холст, развернул его перед таможенником и пояснил с дружелюбной
улыбкой:
— Сувенир! На память о Риме! Рим — прекрасный город!
Знаете, как сказал Гете: человек, побывавший в Риме, уже никогда не будет
совершенно несчастен!
— Г те? — с интересом повторил таможенник
незнакомую фамилию. —Умный, наверное, человек.. Проходите, синьор, все в
порядке!
Старыгин двинулся к эскалатору.
— Постой, браток! — окликнул его приземистый
бритый парень с татуировкой на мощном плече. — Мы ведь с тобой и сюда на
одном самолете летели, верно?
— Ну допустим, — осторожно отозвался Дмитрий
Алексеевич.
— Продай картину, а? — Парень зачарованно
уставился на тубус. — Хорошая картина!
— Не могу! — Старыгин пожал плечами. — Самому
нравится!
— Ну продай, друг! — не сдавался парень. Я тебе
хорошо заплачу! Штуку баксов хочешь?
Хорошие деньги.
— Не могу!
— Ты не понял, друг, — парень понизил голос. У
меня, понимаешь, жена культурная, в художественной школе училась. Я ей подарю.
Ей такая картина понравится. А то я тут, понимаешь, закрутился и никакого
подарка ей не прикупил. Скандал будет, понимаешь?
