К полудню Картер дошел до яшмовых террас Кирана, что сбегают к речному берегу и на которых высится тот храм приятства, куда один раз в году прибывает из своих дальних владений на сумеречном море царь Илек-Вад в золотом паланкине, чтобы вознести хвалу богу Украноса, услаждавшему его пением в юности, когда тот жил в домике на берегу реки. Весь из яшмы сложен и самый храм, и его стены, дворики и семь башен со шпилями занимают площадь в один акр, и его алтарь, куда через скрытые каналы впадает река, и бог тихо поет там ночами. Многократно луна, освещая своим сиянием эти дворики, террасы и шпили, слышит странную музыку, но что это за музыка – то ли песнь бога, то ли гимны таинственных жрецов, никто, кроме царя Илек-Вада, сказать не может, ибо лишь он входил в тот храм и воочию видел тех жрецов. А в этот дремотный час резная хрупкая храмина была безмолвна, и Картер, идя под лучами зачарованного солнца, слышал лишь невнятное бормотание великой реки и гомон птиц и пчел.
Весь день пилигрим брел среди благоуханных лугов, в благодатной тени пологих прибрежных холмов, чьи склоны испещрены мирными соломенными крышами и святилищами дружелюбных богов, идолов, вырезанных из яшмы или хризоберилла. Иногда он приближался к самой воде и посвистывал резвящимся в кристально чистом Украносе радужным рыбкам, а в иные минуты останавливался посреди шепчущих зарослей тростника и глядел на бескрайний темный лес на противоположном берегу, чьи деревья вплотную подступали к быстрым водам реки. В прошлых снах он видел диковинных топочущих буйпотов, что робко выходили из леса к реке на водопой, но теперь он не заметил ни одного. То и дело он останавливался понаблюдать за хищной рыбой, которая приманивала поближе к воде птичку-рыбака, дразня ее своими поблескивающими на солнце чешуйчатыми боками, и хватала несчастную за клюв огромными сильными губами в тот самый момент, когда крылатый рыбак отважно кидался на нее сверху.
Ближе к вечеру он взошел на поросший травой пригорок и увидал впереди пылающие в закатном солнце тысячи позолоченных шпилей Трана. Невообразимо высокие алебастровые стены этого поразительного города поднимались к высокой вершине и были вырублены из цельного куска – какими инструментами, не дано узнать никому, ибо эти стены древнее человеческой памяти. И как бы высоки ни были эти стены, с сотнями ворот и двумя сотнями сторожевых башенок, внутренние городские башни, белоснежные под золотыми шпилями, были еще выше, так что наблюдатели, стоящие на равнине за городом, могут видеть, как они устремляются в небесную высь, иногда являя взору свою громаду незамутненной, иногда подернутой сверху клочьями облаков и тумана, а иногда заволоченной низко стелющимся дымом, когда их шпили дивно сияют над клубящимися испарениями. А там, где ворота Трана открываются на реку, расположены огромные мраморные причалы с изукрашенными галеонами из душистого кедра и каламандра, которые качаются на натянутых якорных цепях, а чудные бородатые моряки сидят на бочках или тюках, покрытых иероглифами дальних стран. А дальше, за городскими стенами, раскинулась сельская местность, где крошечные белые домики дремлют меж холмов, и узкие проселки со множеством каменных мостиков причудливо вьются меж ручьев и рек.
И вот по этому зеленому краю шел под вечер Картер и увидел, что от реки на чудесные золотые шпили Трана надвигаются сумерки. Уже темнело, когда он подошел к южным воротам и там был остановлен часовым в красном камзоле, которому пришлось рассказать три невероятных сна, дабы доказать, что он – сновидец, вполне достойный вступить на таинственные улицы Трана и посетить его базары, где продают всевозможные товары с изукрашенных галеонов. И вот он вошел в этот невероятный город, пройдя сквозь стену столь толстую, что городские ворота показались туннелем, а потом устремил свои стопы вдоль извилистых улочек, глубоко стиснутых теснящимися и тянущимися к небесам башнями. Из зарешеченных и обрамленных балконами окон струился свет, и звуки лютни и свирелей чуть слышно неслись из внутренних двориков, где журчали мраморные фонтаны. Картер знал дорогу и сразу двинулся по темным проулкам к реке, где в старой приморской таверне он нашел капитанов и матросов, которых встречал в тысячах прошлых снов. Там он оплатил свой проезд до Селефаиса на большом зеленом галеоне, и в той же таверне он остановился на ночлег, почтительно потолковав с тамошним старожилом-котом, который, лежа перед огромным очагом, сонно моргал и грезил о старых войнах и позабытых богах.
Утром Картер взошел на борт галеона, державшего курс на Селефаис, и сел на корме; тут отдали концы, и долгое плавание к Серенарианскому морю началось. На протяжении многих лиг берега напоминали транские, Картер то и дело видел удивительные храмы на вершинах холмов справа или сонную прибрежную деревушку с островерхими крышами, крытыми красной черепицей, и сушившимися на солнце сетями. Ни на мгновение не забывая о цели своего поиска, Картер дотошно расспрашивал моряков о чужеземцах, которых те встречали в тавернах Селефаиса, выпытывая у них имена и привычки диковинных людей с длинными узкими глазами, длинными мочками, тонкими носами и торчащими подбородками, которые приплывали на темных кораблях с севера и меняли оникс на яшмовые блоки, золотую проволоку и красных певчих птичек из Селефаиса. Об этих купцах матросы могли рассказать немного – лишь то, что они были неразговорчивы и вызывали у всех благоговейный ужас.
Их страна, лежащая очень далеко за морями, прозывалась Инкуанок, и очень немногие решались туда отправиться, ибо эта был холодный сумеречный край, который, как говорили, лежал неподалеку от хмурого Ленга; впрочем, в той стороне, где, видимо, находится Ленг, высятся непроходимые горы, так что трудно было сказать, то ли и вправду существует это мрачное плато с жуткими каменными поселками и ужасным монастырем, то ли слухи о них лишь плод страха, который посещает малодушных ночью, когда ужасные пики мрачной грядой теснятся против яркой луны. Конечно же, моряки прибывали к Ленгу с разных океанов. О прочих же границах Инкуанока моряки не имели ни малейшего представления, как не слыхали они ни о холодной пустыне, ни о неведомом Кадате, кроме разве что неясных и неточных намеков. А о чудесном предзакатном городе, который искал Картер, они вообще ничего не знали. Так что путешественник более не стал их спрашивать о далеких краях, но решил погодить до того момента, когда ему представится случай вступить в беседу с теми странными моряками из холодного сумеречного Инкуанока, несущими семя богов, запечатлевших свои черты на вырубленном в скале Нгранека лике.
Позднее, тем же днем галеон достиг излучины реки, бегущей сквозь благоуханные джунгли Кледа. Тут Картеру захотелось сойти на берег, ибо в этих тропических чащах таились покинутые и никем не посещаемые чудесные дворцы из слоновой кости, где некогда обитали легендарные монархи края, чье имя позабыто. Чары Старых богов хранят эти потаенные места в первозданном виде, ибо написано, что настанет день, когда в них снова возникнет нужда, и только погонщики слонов видят их издали при свете луны, но никто не осмеливается приблизиться к ним из-за сторожей, охраняющих их неприступный покой. Но корабль несся дальше, и в сумерках утих дневной шум, и ранние звезды высыпали на небе и стали перемигиваться с первыми светлячками на берегу реки, и джунгли исчезли позади, оставив по себе лишь сладкие воспоминания об их благоухании. И всю ночь галеон скользил мимо незримых и неожиданных тайн. Один раз дозорный известил о сигнальных огнях на горах к востоку, но сонный капитан сказал, что лучше от этих огней отвести глаза, ибо совершенно не понятно, кто и зачем зажег их там.
