— Не спишь? — голос от дверей вытянул из сонной дрёмы и взбодрил.
Обернувшись, поджала губы. Наедине не говорила с ним с того самого разговора, хоть он и извинился. Много-много раз извинился, заполонив мою спальню сотнями зимних цветов. В моих шкатулках появились новые украшения, а в гардеробной — дорогие ткани. Король безропотно подписал смету приюта и во многих иных вопросах пошёл навстречу.
Но по-прежнему отказывал в действительно важных вопросах. Не ответил, что сделал с Анкой. И не выпустил Акроша из тюрьмы. Теперь уже Винелия Барбская как по часам караулила Никлоса у кабинета с прошением о помиловании. И когда на неё прикрикнул Богарт, ополчившись на девушку за её настырность, Неля не отступила. Даже перед лицом новых обвинений в свой адрес.
Не знаю, как объяснить, но я чувствовала перемену в атмосфере столицы. Теперь горожане не так однозначно поддерживают королевскую политику. Видимо маршал Акрош Адегельский, успешно действовавший в ночь Трезубцев и костей, сражавшийся за сердце Винелии на дуэли, рьяно пекущийся о вверенной ему армии, оказался тем самым ломтиком, переломившем отношение людей к действиям короля.
Разумеется, слухи пресекались. Конечно, расследование ещё идёт и результаты будут беспристрастными. Но ведь кто-то написал ночью на главной площади фразу «Слепая змея сожрёт и свой хвост!»
И даже Фредерик как-то обмолвился — что есть сила, страх и любовь простого народа? На каком фундаменте дольше простоит королевство?
Предаваясь размышлениям, я не заметила, как он пересёк комнату, и почувствовала только когда его горячая рука коснулась моей шеи, а потом вытащила карандаш из волос, отчего они тяжёлой волной упали на спину. Вздрогнув, я было подалась в сторону, но он отошёл и уселся напротив, выудив из бумаг какой-то договор.
— Почему тебя так заботят эти дети? — пробежавшись по скучным строчкам и бросив лист обратно в стопку, спросил он, глядя на меня ясными глазами.
— Потому что я чувствую вину за то, что с ними случилось. Дети лишились семей, потеряли дома. Они никому не нужны. Городские приюты переполнены. Когда бушевала солевая болезнь, таких ребят оставляли умирать. Спасая им жизнь, я взяла на себя определённые обязательства. Будет неправильно вот так бросить их после спасения.
— Всех тридцать сирот ты вылечила ариусом? — эта мысль будто впервые возникла в его мозгу. Он покопался в документах, отыскивая список имён. Пройдясь пальцем по ним, король потрясённо уставился на меня. — Скольких ты вообще спасла за эти месяцы?
— Почти шестьдесят душ, — отведя взгляд, ответила ему, чувствуя, как краснеют щёки. Мне самой не верилось, что я оказалась способна на такую цифру. — Я могу гораздо больше, но мне не хватает практики и равновесия, — добавила с лёгкой укоризной в голосе. Этот укол Ник проглотил, кивая в ответ. А потом резко переключился:
— Акрош останется в тюрьме. Не спорь! Так надо. А что касается Анки… — он поджал губы, и я увидела в его глазах тень вины. — Её больше нет, Сэлли. В ней оказалось слишком много воли, чтобы девушку можно было удержать в тюрьме Лакраш. Она обратилась элементалем. Стала неразумной сущностью огня. И улетела. Думаю, что навсегда, — подумав, он добавил: — Это было даже красиво. Огненная река, вытекающая в окно и улетающая в облака, подсвечивая их огнём. Потрясающее зрелище. Но такая форма невозможна для дракона.
Не зная, что ответить, я обратилась обратно к бумажкам, перебирая их, будто что-то хотела уточнить. Сама же думала, что Анке повезло. Наверное, это подлинное чувство облегчения — стать той, кем ты и являешься на самом деле. Взглянув на свои руки, увидела, как под кожей вьётся ариус. Он стал привычным. Вторая натура. Моя настоящая половинка.
Кукулейко говорил, что ариус божественен. Он как книга Сделок является основой этого мира. Не будь во мне разума, я стала бы такой силой, которой ничто не могло бы управлять. Стала бы явлением природы. Стихией или как закон мироздания. Старый шаман утверждал, что, если я слишком погружусь в свой дар, потеряю контроль над ним и не захочу его возвращать, то исчезну, растворившись в ариусе. Но разве можно такое предугадать или знать наверняка?..
— О чём задумалась, маленькая белая бабочка? — тихо спрашивает Ник, с каким-то затаённым удовольствием наблюдая за моими размышлениями.
В полутьме он выглядел так мирно и спокойно, что рассеялось привычное чувство тревоги. Будто вернулся тот день и ночь, когда мы на время потеряли свои имена, оставшись людьми без прошлого, но с верой в лучшее будущее.
— О том, что я устала сражаться с тобой, — с каким-то равнодушием сказала в ответ. — Знаешь, я так гордилась тем, что смогла исцелить стольких людей, но потом вспомнила, что многие из них пострадали из-за нас. Тогда захотела перестать быть белокрылой святой и вернуть зелень крыльев, становясь кэррой Селестой Винцель. Девушкой из бедной долины, которая приехала в столицу, встретила Артана Гадельера и влюбилась в него. Не получи я белый цвет, всё сложилось бы именно так.
— А потом Тьен Адегельский заключил бы со мной Сделку, забрав нориус и убив. Став королём, он казнил бы преданных мне людей, в том числе и Артана. Ты, вместе с сестрой стали бы его игрушками, ведь он явно был склонен к садизму. Твоя мать, скорее всего, потеряла бы долину и влачила бы жалкое существование приживалки в доме своего дяди. А гадать, что стало бы с королевством, можно тысячью и одним способом…
Ник недовольно поморщился, представляя нерадостное будущее. И чтобы встряхнуться, предложил прогуляться рядом с лабиринтом. Вокруг дворца уже лежал плотный снежный ковёр, так что, переодевшись в уличную одежду, мы вышли наружу, любуясь как красиво ложится свет от фонарей на зимнее одеяло.
— Причудливо тасуется колода, — протянула задумчиво, размышляя над его словами. — Ты сам говорил, что в заговоре было двойное дно и за заговорщиками стояли морвиусы. А значит не факт, что всё получилось бы именно так. Ведь у сектантов иная цель — они желают воскресить богов.
Под ногами мягко поскрипывал снег. Мы дошли до входа в лабиринт и обернувшись, я залюбовалась летавшими вокруг дворца зелёными и розовыми огоньками, призванными оживлять зимний пейзаж ради прибывших гостей. Ник взял меня под руку, уводя вглубь лабиринта, где за каждым поворотом встречались блестящие ледяные фигуры, просыпавшиеся при нашем приближении, меняя позу, будто приветствуя короля.
— Давай сейчас не будем об этом, — смутился Никлос.
Я сжала его руку, скрипнув зубами. Прямо сейчас хотелось разбушеваться как грозовая тучка, поливая короля едким огнём колкостей и злости, но я сдержалась. И только кивнула.
— Сэл. Чтобы не случилось, знай, — я никогда не причиню тебе вреда, — неожиданно произнёс Никлос. — Я знаю о проклятии, знаю, что все мои предки в порыве сильных эмоций убивали белокрылых, тем самым исполняя условия Сделки с вечными. Но знай, какие бы эмоции не бушевали внутри, я скорее направлю их против себя, чем наврежу тебе. Я… люблю тебя. Именно тебя, а не то, что внутри твоего тела. Не белый дым мне нужен, а ты. Такая, какая есть. Мягкая и добрая, твёрдая, стойкая, — он негромко засмеялся, поднося мои руки к лицу и целуя пальцы. — Ты кажешься цветочком на тонком стебле, внутри которого алмаз и сталь. Не прошибёшь. Вроде бы и гнёшься, но ни один ветер не сдует с места. И это было в тебе ещё до того, как проснулся ариус. Это ты и есть. Настоящая ты. И такую нельзя не полюбить.
