Я несмело постучала в дверной проём и Акрош тотчас замер, задаваясь вопросом: «Кто здесь?» И что-то добавляя про шарлатанов, которым здесь нечего искать. Тогда я, заходя внутрь и оглядывая сонм пустых бутылок, от которых в воздухе стояло такое амбре, что даже приоткрытые окна и расставленные на подоконниках цветы, не спасали, вызывая во мне очередной приступ тошноты.
Против воли руки потянулись к животу, и я обхватила его, будто пытаясь удержаться. Неужели простая сливовица может вызвать такое отвращение? Во рту вновь встал приторно-горький привкус, который в этой комнате совсем нечем было убрать, и я сглотнула, запрокидывая голову, а потом, игнорируя новые вопросы Акроша, метнулась к окнам, раскрывая их на всю ширь и вдыхая зимний воздух, после которого смогла, наконец, представиться.
— Добрый день, кэрр Акрош Адегельский. Вас решила навестить племянница, кэрра Селеста Каргат.
— Забавно, но таких девиц я не знаю. Однако мне знакома подопечная короля, которую также зовут кэрра Селеста Каргат, и которая вскорости станет Каргатской королевой. А из племянниц знаю лишь Калисту Адегельскую, ставшая женой моему племяннику Деяну Адегельскому.
— Ох, да иди ты… к морвиусу со своими претензиями! — разозлилась, тем самым выплёскивая гнев от неожиданно посетившей мысли. — Вот ещё, стану я тут в игры с тобой играть! Считаешь, что я пришла поиздеваться над тобой за всё то, что ты сделал мне? Или припомнить, как именно встречал ты в прошедшее равноденствие моего почившего мужа? Я много чего могу припомнить, но как ты, наверное, знаешь и учитывая, через что мы вместе прошли, я не из тех, кто будет попросту злорадствовать. И уж точно не стану танцевать на могиле врага, коим тебя не считаю, — раздражённо говорю ему, прохаживаясь по комнате, испытывая лёгкое удовлетворение от того, с каким напряжением он прислушивается к моим шагам. Он даже не понял, когда я раздвинула все занавески в комнате, впуская неяркий полуденный свет зимы.
Осталось всего восемь дней до конца срока и этот обратный отсчёт болью отзывался в потяжелевшее груди.
— Тогда говори, что тебе надо, — прохрипел он, из-за холода подтягивая к груди одеяло и игнорируя почти кровавые мокрые следы от вина.
Я подошла к нему, подтаскивая табурет от стола и опускаясь на него, закидывая одну ногу на другую и скрещивая на колене пальцы. Вблизи Акрош был хорошо. Даже повязка и пережитое не смогли изгнать из черт лица лихую, гневливую удаль, от которой все придворные дамы приходили в неистовый восторг. В отсутствии Артана, заняв его место, и выйдя из тени своего семейства, он засиял как настоящее серебро: тяжёлое, злое, но полное гордости и удалой смелости. Все тянущие на дно хомута спали, он стал самим собой, и я, отринув прошлое впечатление, призналась самой себе, что таким он может нравится. Пускай язвительный, как гад ползучий, но полный некоторым подобием справедливости.
— Разумеется, я пришла, чтобы попробовать исцелить твою слепоту. Но, прежде чем начну, ответь, зачем отвадил от Винелии Светра? Ведь если ты так искренне её любил, то должен был отпустить с тем, кого она любила?
— Какую гадкую историю ты вытащила на свет, — расхохотался Акрош и от этой громкости по мне вновь прошла противная судорога слабости, от которой я всерьёз засомневалась, смогу ли вообще напрячь ариус до подходящей тонкости, чтобы взяться за такое деликатное лечение.
Кукулейко так и не смог от меня добиться желаемого, и сейчас я надеялась лишь на интуицию, «святое» вдохновение и на свою кровь. Я верила, что эта комбинация откроет во мне потаённое, что в дальнейшем поможет и Агондарию. Это исцеление — репетиция перед грядущим.
— Если не ответишь, а будешь поливать скабрезностями, как ты обычно обращаешься со всеми, то я немедленно уйду, а ты останешься один во тьме.
— Что даст тебе эта история? — напряжённо спросил он, до белых костяшек сжимая край испачканного одеяла, так что сквозь пальцы пошло вино и запах выпивки усилился.
— Когда ты прозреешь, то немедля бросишься к ней, а судя по тому, что я здесь увидела, она не откажет. И даже возможно выйдет за тебя. Но если ты лишь жаждешь её, а не любишь, брак обернётся катастрофой, ведь рано или поздно чувство обладания либо пройдёт, либо усилится до такой точки, что ты не сможешь просто быть рядом с ней, ты начнёшь ограждать её ото всех остальных, преследуя за каждый подозрительный взгляд. И превратишь её жизнь в сущий ад. Так бывает, если страсть превозобладает в мужчине. Поэтому хочу лучше понять природу твоих чувств.
— И в обычном ответе, состоящим лишь из моих слов, ты надеешься нечто подобное открыть? — он усмехнулся, заговорив чарующе-мягким тоном, от которого наверняка многие девицы так и таяли.
— Ты без понятия, с чем именно я к тебе пришла. Так что-либо рискнёшь и скажешь, всё как на духу, либо соврёшь, выставляя себя в лучшем свете. При любом варианте, не гарантирую, что меня устроит твой ответ. Так что говори всё, что захочешь.
— Я сделал это не из-за любви, — не сразу ответил он. — Не потому, что так возжелал её, что решил отбить у дурака Светра.
Он вновь замолчал, будто раздумывая, стоит ли говорить всю правду, а потом потянулся к ближнему столику, наощупь выдвинул полку, вытаскивая сигареты с золотистым кантом. Таких ранее видеть не приходилось. Когда он закурил, мне вновь стало дурно, и я с какой-то мстительностью ариусом затушила синее с золотистым отливом пламя, отчего Акрош недоумённо нахмурился, вновь пытаясь разжечь огонь, но обжёгшись, остановился и раздражённо сломал сигарету и бросил на грязный пол.
— Это была идея Брошина. После женитьбы Винелия стала бы членом семьи Светра, тем самым угодив в руки моего отца. Её мать должна была заплатить за своеволие через страдания дочери. Точно также, как и вы с сестрой должны были заплатить за своеволие моего брата Милоша. Брошин ненавидел тех, кто идёт поперёк его воли. А я просто терпеть не мог отца и мне было в радость расстроить его планы. Тогда он потребовал от меня немыслимого — он захотел, чтобы я силой взял Винелию, тем самым окончательно опозорив. И я решился предложить ей стать моей любовницей, думая, что это остановит отца, ведь вздумай я отказать — он бы всё равно нашёл способ до неё добраться. Однако она сказала нет, а когда Брошин понял, что я делаю, он выслал меня из королевства, отправив в Заокеанские степи сражаться против троллей и прочей нечисти, думая, что это укротит мой нрав и я на коленях приползу домой. Сказать нет я не смел. Но и помочь Винелии не смог, только подкинул мысль твоему ненаглядному Артану, что защита девушки — хороший повод насолить моей семье. Так он и поступил.
— Почему же ты весной предложил ей стать женой? Что это за новая игра?
Он вновь замолчал и до того тихо стало в комнате, что было слышно, как внизу шумит прислуга, как доносится смех и негромкие мужские голоса, среди которых различила голос Акселя, и даже как падает снег, теперь уже хлопьями ложась на расстрелянное ночью зимнее покрывало. Настоящая зима пришла в столицу. Истинная редкость. Дорогой подарок к Зимнему солнцестоянию.
— Потому что, когда я вернулся домой, всё такой же непокорный, как и в юности, но уже имеющий чин и звание на армейском поприще, и перестав быть тем мальчишкой, которого можно беззастенчиво шпынять как прежде, отцу ничего не оставалось, кроме как держать меня на расстоянии, чтобы я не знал, чем именно они занимаются кроме основных постулатов. Знал ли я о грядущем покушении на короля? Да, кэрра Селеста Каргат. И ты можешь с этим знанием отправиться к Никлосу и тогда меня заключат в тюрьму Лакраш, а после, несмотря на все подвиги, вздёрнут Чёрной пьеттой и я навсегда покину так оберегаемую тобой Винелию. Ты спрашиваешь, когда я полюбил её? Наверное, в тот день, как увидел, какой сильной она стала. Как легко распоряжается прислугой, как волшебно управляется со столь сложными делами, как организация приёмов, балов и банкетов. Как уверенно стоит напротив Брошина, ничем не показывая своих чувств. О, эта любовь приходит не сразу. Она зреет годами, пока однажды ты не проснёшься с мыслью, что не можешь жить без неё, — он закашлялся и схватив себя за горло, сжал вынуждая остановиться. А потом заговорил вновь. — И тогда я решил на предательство семьи. Тех единственных, кто понимал меня. При всём нашем различии, я их любил. Даже не подозревая, что они творят с Тьеном. И что задумали на самом деле и что уготовили мне. Я предал их из-за любви к ней и ударил в самый болезненный момент, став навсегда предателем в глазах всей аристократии. Они шепчутся за моей спиной о том, что я сотворил, подозревая в двойной, а то и в тройной игре. И я играю с этими чувствами, зная кто я такой и что сотворил.
