Я продолжаю разговаривать по телефону. Сашуня останавливается в проеме двери, ловит произносимую мной фразу и вклинивается в разговор. Я поясняю Сашуне, о чем речь, потом поясняю подруге, что хочет сказать Сашуня. Я работаю переводчиком и предоставляю ненужную и неинтересную информацию своей подруге. Ни задушевности, ни интимности. Все исчезает. Я прощаюсь и вешаю трубку.
Остается только разговаривать по интернету. Тут она ничего не понимает. Но зато каждые пять минут сообщает мне, что компьютер – это очень вредно для зрения. Я нервно ей объясняю, что и так ни черта не вижу, и компьютер – это единственное, чем я могу пользоваться, а книги уже не читаю, потому что текста не вижу. Сашуня на время замолкает. Потом мои пояснения улетучиваются у нее из памяти, и она начинает заново: – Прекрати так долго сидеть у компьютера, это очень вредно!
Сашуня побеждает всегда .
***
Ольга Степанова online
Люба: Я не знаю, что мне делать и как мне реагировать – Никита зачем-то рассказывает мне про своих любовниц. Надеюсь, бывших. Одна из них изрядно ему нервы потрепала.
Ольга: Ну зачем мужчины рассказывают о своих бывших? Чтобы похвастаться? Чтобы пожалели?
Люба: Вот и я не знаю, зачем. Никита рассказывает о романе с некоей Светкой, который продолжался года два, что ли, и совсем недавно они расстались. Я так и не поняла, почему, если честно. То ли она замуж собралась, то ли он с женой разводиться не захотел, а ее это не устроило. Причем, как я поняла из его рассказов, ни наличие Светки, ни наличие жены не мешало ему параллельно еще крутить с какими-то еще дамами. Я прям удивляюсь.
Ольга: Ну не знааааю… Может, он просто таким образом лечит душевные раны после того романа?
Люба: Может быть. И я ему нужна в качестве жилетки для/от этих душевных ран?
Ольга: Не исключено, не исключено.
Люба: Но он же говорит, что любит. Любит, скучает.
Ольга: Знаешь анекдот?
Люба: Какой?
Ольга: Приходит мужик к сексопатологу и говорит:
– Доктор! Я жену за ночь больше восьми раз не могу!
– ??? А кто тебе сказал, что надо больше?
– Да вот сосед говорит, что за ночь по пятнадцать раз может!
– Ну и ты говори!
Так что говорить, сама понимаешь, можно что угодно. Дурное дело нехитрое.
Люба: Злая ты все же. Я верю.
Ольга: Да и я хотела бы верить, но мучают меня сомнения. Или ты собираешься создать счастливую советскую семью?
Люба: Не знаю про семью. Про развод думала, про семью – нет.
Ольга: Вот и не думай. Не говоря уже о том, что это будет мезальянс.
Люба: Почему?
Ольга: Ну что ты как глупая. Что значит "почему"? Потому что ты женщина с высшим образованием, вращающаяся в интеллигентских кругах, а он сантехник.
Люба: Он не сантехник.
Ольга: Ну, менеджер по продаже сантехники. Невелика разница. О чем вы с ним говорить будете, когда ваш безумный секс закончится?
Люба: Ха! О чем говорить! Можно подумать, я с Вовкой о литературе и поэзии говорю. Ага.
Ольга: А что, не говоришь?
Люба: Нет. После двадцати лет семейной жизни о чем можно разговаривать. Бытовуха. Сашуня. Свекровь. Проблемы на работе.
Ольга: Да ладно тебе, я вообще-то пошутила. Возможно, не очень удачно.
Люба: Фиг с ним. Потом подумаю.
Это знаешь как? Вот вчера едем мы с мамой и Сашуней в автобусе. Мы с мамой разговариваем, Сашуню о чем-то спрашиваем. Она молчит. Вопрос повторяется – она молчит. Мама наконец ей говорит: "Ну мама! Ты что, не слышишь, что я тобой разговариваю?" – "Я все слышу, – отвечает Сашуня. – Просто о чем с вами разговаривать?"
Ну вот и мы с Вовкой также. О чем нам разговаривать? Все и так понятно. Он устает, как сволочь, на своей работе. И разговаривать, кажется, способен только в выходные, когда выпьет. Ну а я, как видишь, отрываюсь как могу. Я с тобой разговариваю. А с мужиками-то чего? О чем с ними разговаривать?
Ты-то как?
Ольга: Да я мучаюсь, что можно мужчине подарить на день рождения. Это мне опять мой одногруппник написал. Хочет встретиться. То ли дети на каникулы уедут, то ли что. А у него ДР.
Люба: Я даже не знаю… Подарки мужчинам – вещь немыслимая. Галстук? Запонки?
Ольга: Я, видишь, хочу не очень дорогой подарок. Что-нибудь одновременно милое и приличное. Прям мучаюсь.
Люба: Не знаю, что тебе посоветовать.
Ольга: Ладно. Придумаю что-нибудь. Спокойной ночи!
Люба: Спокойной ночи.
***
Снова и снова я думаю о том, что мне нечего сказать об отце. Все, что я помню, я помню смутно, в дымке, потому что всегда были другие интересы. Только отдельные моменты сохранились в памяти. Вот эта щетина, то, что он любил пиво, которое в те времена было не достать, и любил пиво с воблой, и учил меня заниматься спортом, и явно был начитанным и образованным человеком (ведь не может быть у неначитанного человека столько книг в шкафах?), и, кажется, в войну он был командиром роты и выжил, единственный из всей роты, и было ранение в живот, после которого его не комиссовали, а снова отправили на фронт – но это такой странный набор фактов, я даже не уверена, что фактов, это странный набор отдельных штрихов, черточек, вымыслов о моем отце, из которых невозможно составить цельный образ. Во всяком случае, постороннему. Но и этот образ с течением времени исчезает из моей головы, растворяется в прошлом, и моя дочь меня спрашивает: а что ты помнишь о своем отце? а я помню только это: щетину, спорт, книги, Вовку с отрядом приятелей, Николай Иваныча, который по странной случайности был моим крестным – да и причем тут вообще Николай Иванович? Я не помню ничего о своем отце. Смутная зыбкая фигура, исчезающая в прошлом.
Он был инженером. Он закончил ЛИИЖТ. Из этого я могу предположить, что на войне он либо строил железнодорожные пути, либо их взрывал. Что он пережил там? Почему он женился на моей матери? Что я знаю о его матери? Не хватает корней. Я завидую аристократам. Они помнят свой род не то что до седьмого колена, но иногда и дальше. Есть записи, есть факты. Вот этот создал состояние, а этот его прокутил. И случилось это в 1516 году. И об этом есть записи в амбарных книгах. Или не амбарных. А тут – все сметено, все неизвестно, и когда понимаешь, что надо спросить, спрашивать уже некого.
***
Я помню лето в Петродворце. Мы приезжали туда вместе с бабушкой в гости к бабушке Клаве, Клавесине. Клавесина жила в пятиэтажке, на четвертом, что ли, этаже, в крохотной однокомнатной квартире. Балкон, тюлевые занавески на окнах, фарфоровая балерина на телевизоре (господи, я нашла такую же балерину с отбитой головой в Пушкине за комодом и теперь мучаюсь, как приклеить ей эту голову). Кровать, стоящая в углублении комнаты, с пуфиками, подушечками – много-много подушек, одна другой меньше, целая пирамида, закрытая сверху вязаным тончайшим покрывалом, которое вязала Мария Никифоровна или Екатерина Кузьминична? Я бегала гулять во двор, бабушка звала меня с балкона. Как мы все помещались в этой квартире?
