Минуту молчали, смутившись, и делали вид, что каждый усердно занят своим делом: рассматриванием дороги и созерцанием летней природы в окно автомобиля соответственно.
– Егор, ты женат…
Его имя в ее устах звучало бережно и как-то по-домашнему.
– Был… Но давай не будем об этом. Я же не спрашиваю, что случилось у тебя там с Димкой такого, что ты три недели больше походила на приведение, чем на человека.
– Ладно, не будем.
– Прости, что сказал так грубо.
– Ничего, ты прав.
– Ты мне и правда сейчас нужна, нужен человек, который просто будет рядом.
Маша почувствовала, что это призыв о помощи, а помогать у нее получалось лучше всего, это было у нее в крови. Она не знала, что лечить нужно раны, нанесенные ее же рукой. Вообще она много чего не знала: что Егор все последние недели, когда Маша исчезла, не находил себе места, что специально не поехал, как другие ребята, в отпуск в теплые края, что за «ее» кактусами ухаживали лучше, чем только можно было представить, и один экземпляр даже перекочевал в опустевшую квартиру голкипера. Не знала она и того, сколько всего сделал Егор для профессора, что, опоздай он на пару часов, психолог без раздумий воспользовался своим фирменным спичечным коробком. Именно футболист своим участием помог преодолеть серьезный кризис в болезни, поднял на уши врачей, работников клуба, болельщиков…
Маша не знала, что понравилась Егору в тот самый день, когда они познакомились. Тогда ему показалась, что девушка ― одна из многочисленных тайных и явных поклонниц Березина, потому что она смотрела на него, полуулыбаясь и полуоценивая, поэтому и решил предупредить ее о возможных последствиях. Лишь потом, лучше узнав девушку, голкипер понял, что это была скрытая усмешка, а никак не признак бесконечной любви…
Егор тяжело переживал дружбу девушки с его братом. Он видел, как Костя меняется на глазах, как расцветает Маша, когда говорит о нем. Тут еще и Димка с его футболками, сердцами и приглашениями на свидания. Даже Женька, фанат, мог быть рядом с ней, когда Егору приходилось держать дистанцию. Кто бы знал, чего это ему стоило! Он всегда был рядом и всегда был готов прийти на помощь. Такая преданность просто не могла не дать шанс себя проявить.
– Ты никуда не поедешь в отпуск? А как же Карибы, Гавайи, Испания, Италия, Франция и другие прекраснейшие уголки?
– Думаю, они переживут мое отсутствие. Хочу остаться в городе, посмотреть, как ты получишь диплом. Если ты и без диплома вела себя так… ― он, шутя, делал вид, что подыскивает нужное слово. ― То что будет потом?
– Балбес, вот ты кто, тоже мне, образец поведения!
– И, конечно же, ты уже знаешь, с кем пойдешь на выпускной?
– Если честно, еще пару часов назад вообще не думала, что пойду на него… Мне не с кем идти. И вообще видеть никого не хочется.
– Ну и зря, такое не каждый день бывает.
– А ты бы пошел со мной как… друг?
– Если бы ты о-очень попросила, очень-очень… Я бы подумал. Хотя тебя вряд ли бы можно было принять за мою… подругу.
– Это еще почему? ― демонстративно нахмурилась Маша.
– Ты слишком… низкая,― деловито рассудил Егор, за что получил колючую улыбку и кулаком в плечо.
– Одним словом, я знаю, каким будет твой положительный ответ.
Оба засмеялись. Что-то внутри Маши заскрипело, зашевелилось и пошло, то, что однажды остановилось. Внутри у нас много часов: одни из них отсчитывают минуты счастья, другие ― горя, третьи ― сомнения, а четвертые ― спокойствия. Никто, кроме нас, а иногда даже мы сами не знаем, какие именно часы идут в такт с нашим сердцем.
Егор украдкой смотрел на Машу и думал. Сила, решил он, заключается в возможности преодолевать слабости, которых у каждого хватает. А слабость ― это неумение понять или правильно использовать свои сильные стороны. Их, как он успел заменить, у любого человека немало. И еще: даже самые сильные люди порой бывают такими слабыми, беззащитными…
– Ты говорила про то, как умирают звезды… Ты это к чему?
– Да так. Когда уходят яркие личности, после них остается след. Они как будто и не умирают вовсе…
Несколько минут в салоне царила тишина, только негромко играла музыка, еще мерцали фонари, а за окнами проносилась жизнь, расцветал рассвет. В этот самый момент Маша почувствовала, как сильно она любит жить…
– Вспомнил!
– Что ты вспомнил? Как тебя зовут? Поздравляю!
– Нет же, фамилию того парня, знакомого твоего.
– Ну и?
– Она простая такая, на «К»… Керимов, по-моему.
«Не может быть! ― подумала Маша. ― Неужели это он?»
Любовь и прочие эксперименты
Больница. Белые халаты мелькают, передвигаясь из стороны в сторону, где-то плачет женщина о том, кого уже не вернуть. Кто-то несет горячий кофе, чтобы выдержать еще одну вахту, возможно, последнюю. Кто-то наоборот, впервые за долгое время сегодня заснет спокойно…
– Странно видеть его так близко… Боже мой, больше тридцати лет прошло! ― Нина Александровна, бывшая жена профессора, сидела вместе с Машей на скамье перед входом в палату. На ее прямые, не подвластные времени плечи был накинут все тот же пресловутый белый халат, которых и так вокруг было предостаточно.
Это была уже не молодая женщина, с морщинками вокруг наблюдательных, острых глаз ― приметой жизнелюбивого человека. Вообще по морщинам можно читать человеческую судьбу. Глубокие борозды на лбу ― свидетельство эмоциональности, пылкости, а иногда ― отпечаток бед и горестей, который уже нельзя стереть. Да и забыть тоже.
– Профессор всегда говорит, какое время всемогущее.
– Говорить он мастак, это еще с юности пошло. Слышали бы вы, какие дифирамбы он мне пел, когда был в вашем возрасте! ― Нина Александровна улыбнулась и сцепила руки в замок так крепко, что, казалось, может сломать свои длинные тонкие пальцы.
– Как так получилось, что вы расстались? ― осторожно поинтересовалась Маша.
– Молодые были, глупые. Да и сейчас такими же остались. Это большое заблуждение, что с возрастом мы мудреем. Просто на смену одним глупостям приходят другие. Он был всегда большой мечтатель, жил в своем мире, его занимало буквально все, сколько книг он перечитал, уму непостижимо! А еще у него никогда слова не расходились с делом. Именно поэтому я и выбрала его, будь он неладен!
Простите мои слова, накипело, смотрю на него и ничего поделать не могу… Как будто и не было этих тридцати с лишним лет.
По глупости ушла от него, да еще и сына забрала: ревновала к работе, считала, что недостаточно любит, мало о любви говорит, а это, может, и не надо вовсе…
Не подумайте, что я жалею ― судьба она штука такая, что на роду написано, от того трудно уйти.
