Я слышал. Далекий шум доносился даже до Васильевского, откуда мы пришли, но только здесь, на середине моста, я смог понять, что это такое. Выстрелы сливались в монотонный громыхающий гул. Густой и недобрый, похожий то ли на ход десятка груженых составов разом, то ли на грозу где-то на окраине города.
Но сегодня тучи собирались прямо над Зимним. Не так уж и далеко от нас — всего в километре-полутора. Разглядеть ничего с такого расстояния в темноте я, конечно же, не мог. Только слышал выстрелы: винтовочную и пистолетную трескотню, а иногда и что-то калибром посерьезнее — похоже, кто-то додумался подкатить полковую артиллерию.
Но жуткое молотилово пулеметов к ним пока не примешивалось. То ли Куракинские панцеры еще не успели добраться до центра столицы, то ли выжидали своего часа. Значит, жандармы и верные короне солдаты держались, защищая стены Зимнего. И сдаваться, похоже, не спешили, хоть и уступали народникам числом раз в пять — если не в десять.
Впрочем, меня сейчас куда больше интересовал “Бисмарк” — темная громадина, пришвартованная перед Дворцовым мостом у Адмиралтейства. Почти две сотни метров брони так и остались на своем месте, вытянувшись вдоль гранита. Там, на набережной, кто-то куда-то спешил, мельтешили автомобили и крохотные людские фигурки — а крейсер выглядел настолько безжизненным, что казался чуть ли не частью местного архитектурного ансамбля. Грозные орудия на носу наверняка так и смотрели в сторону Зимнего и площади, но молчали. Если бы не горящие на корме и трубах огни, я бы и подумал, что “Бисмарк” попросту бросили.
Но впечатление было обманчивым. Если я не ошибся, если чертову “глушилку” действительно как-то прикрутили к броне корабля — его наверняка стерегли, как зеницу ока. От всех.
— Стоит, зараза железная… — пробормотал я. — Попробуй подойди.
— Не нагнетай, княже. — Богдан ткнул меня острым локтем под ребра. — И без тебя поджилки трясутся. Пойдем уже.
В самом деле — Мама и Папа вовсю выстраивал господ юнкеров организованной толпой, и задерживаться на мосту не было никакого смысла. Скорее наоборот — стоило убраться подальше прежде, чем следующий отряд с Васильевского обнаружит исколотые штыками тела караульных.
Так что мы двинулись дальше, вытянувшись мелкими группами на полторы-две сотни метров. И спокойно прошли и до набережной, и дальше. Благовещенскую площадь перекрыли баррикадами чуть ли не со всех сторон — кроме той, куда мы собирались идти. Мама и Папа провел нас до Конногвардейского бульвара, разделенного зеленой аллеей, и дальше мы шагали уже в тени деревьев. Не то, чтобы темнота скрывала нас полностью — но все жа защищала от чрезмерно любопытных глаз.
Прошагав в сторону Исаакиевской площади где-то с полкилометра, я почти перестал нервничать. Нет, вооруженных людей вокруг стало куда больше, но все они были заняты делом. Спешили, несли ящики — видимо, с патронами — туда, где громыхали выстрелы. И плевать хотели на пацанов с винтовками. Может, где-то в другом месте нас бы и тормознул очередной караул, но здесь, в двух шагах от превратившейся в поле боя Дворцовой площади, мы понемногу смешивались с десятками и сотнями людей, которые тоже спешили.
Туда же, куда и мы.
Баррикады остались за спиной, и теперь ничто не мешало нам идти вперед к цели. До самого конца Конногвардейского, потом — бегом через Сенатскую площадь, по два-три десятка человек зараз — и в Александровский сад. Сюда народники почему-то почти не совались. Дорожки в парке выглядели достаточно широкими даже для большого отряда, но фонарей почти не было — свет давали только огни вдалеке редкие горящие окна Западного флигеля Адмиралтейства.
Но для нас темнота оказалась поистине спасительной: под кронами деревьев мы прошли через сад наискосок — туда, где по пути не попадалось уже вообще никого, оставили за спиной Медного всадника и вышли к Неве. Так близко к “Бисмарку”, что я без труда мог разглядеть в паре сотен метров его корму.
Буквально за углом на площади грохотали выстрелы, прямо перед нами вооруженные народники спешили на штурм вдоль гранитной набережной — а мы расселись на влажной траве в темноте под деревьями, скрытые и незамеченные никем. Всего в нескольких шагах от цели.
Но эти шаги еще предстояло пройти.
— Вроде добрались, ваше высокоблагородие. — Я осторожно опустился на землю рядом с Мамой и Папой. — Вот он — “Бисмарк”. Рукой подать.
— Ага. Только попробуй подойди, — вздохнул ротный. — Локоть близко — а не укусишь. Их там как муравьев — сами поглядите, ваше сиятельство.
Угол Адмиралтейского флигеля мешал мне рассмотреть громадину крейсера целиком, но со стороны кормы народу на набережной было немало. Целая толпа народников с винтовками ждала приказа вновь идти на приступ со стороны набережной. Или вовсе охраняла “Бисмарк”. Я мог только догадываться, в чьих руках сейчас…
— Ваше сиятельство? Неужели судьба привела сюда Александра Горчакова собственной персоной?
Когда в нескольких шагах со стороны деревьев зазвучал негромкий хриплый голос, я едва не подпрыгнул. Мама и Папа тут же подхватил винтовку и прицелился в темноту — а через мгновение в ту сторону смотрели уже несколько десятков стволов. Я на мгновение даже испугался, что кто-нибудь из господ юнкеров может сделать глупость и с перепугу пальнуть на звук.
Но назвавшего мое имя даже это, похоже, нисколько не пугало. Из тени деревьев показалась высокая худощавая фигура. А за ней вторая, третья, четвертая… Все незнакомцы были вооружены — но держали винтовки или дулом вниз, или вовсе на ремнях за спиной.
— Спокойнее, милостивые судари. — Предводитель шагнул вперед, поднимая обе руки ладонями вперед. — Не стоит в нас стрелять. Во всяком случае, до того, как мы представимся.
— Так сделайте это поскорее, любезный, — буркнул Мама и Папа. — У меня здесь две сотни человек, и не все из них отличаются терпением.
— Как пожелаете, ваше благородие. — Незнакомец пожал плечами и, не опуская рук, чуть повернулся в сторону Адмиралтейства. — Уверен, мы уже встречались раньше.
Света от далеких окон было немного — но все же вполне достаточно, чтобы разглядеть знакомое лицо.
Глава 30
— Вы?.. — только и выдавил я.
— А кого ты еще ожидал здесь увидеть? — Багратион усмехнулся и опустил руки. — Сегодняшняя ночь показала, что у ее величества даже меньше верных слуг, чем мы все думали.
— Даже если и так — мы все здесь, ваша светлость. — Мама и Папа опустил винтовку и шагнул вперед. — Лейб-гвардии штабс-капитан Симонов. Временно исполняющий обязанности командующего личным составом Владимирского пехотного училища.
Багратион лишился и Дара, и должности, и, подозреваю, даже чина — если уж ее величество обвинила его в измене. Но ротный все равно подобрался, разве что не вытянувшись по струнке.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие. — Багратион изобразил легкий поклон, но от прочих формальностей воинского приветствия воздержался. — Я склонен думать, что вы — как и все эти отважные юноши — здесь с той же целью, что и мы.
