Музыка в наушниках навевала легкомысленные фантазии. Быть может, в «Спокойствии» она встретится с человеком своей мечты, настоящим другом, и они вместе начнут новую жизнь. Ей вспомнился мягкий, но уверенный голос Доминика Корвейсиса, и она представила себе, что скажет отец, когда узнает, что его дочь выходит замуж за одного из этих драчливых и вечно пьяных писателей, которые имеют привычку подвешивать жен из окна головой вниз, держа их за лодыжки.
Но ее фантазии рассеялись, едва она вышла из самолета, потому что ей сразу стало ясно, что сердце Корвейсиса уже принадлежит другой.
В половине пятого, когда они приземлились, небо над Элко было затянуто темными тучами, а горы на горизонте окрашены в багровые и черные тона. Пронзительный холодный ветер не оставлял сомнений в том, что они находятся на расстоянии четырехсот миль к северу от Лас-Вегаса.
Корвейсис и доктор Джинджер Вайс ожидали ее возле небольшого терминала, и Жорже достаточно было одного взгляда на них, чтобы почувствовать себя, как среди родных людей.
Даже Марси, укутанная в теплое пальто и шарф, с альбомом, прижатым к груди, и слегка припухшими от сна в самолете глазами, заметно оживилась, увидев встречающих. Она улыбалась и охотно отвечала на их вопросы, предложила им посмотреть альбом и позволила Корвейсису на руках отнести себя в машину.
«Мы правильно сделали, что прилетели, — подумала Жоржа. — Слава богу!»
— Вы, может быть, не помните, — сказала Жоржа, когда они направлялись на стоянку автомобилей с чемоданами в руках, — но вы оказали Марси срочную медицинскую помощь в ту пятницу в июле позапрошлого года, еще до того, как мы поселились в мотеле.
— Я и в самом деле не помню этого, — удивленно заморгала Джинджер. — Так это были вы с мужем? И Марси я сразу не узнала!
— Мы остановились на шоссе в пяти милях от мотеля, — продолжала вспоминать Жоржа, — там был такой красивый вид, что нам захотелось сфотографироваться на память.
— А я как раз проезжала мимо, — обрадованно закивала Джинджер. — Я видела, как вы наводите объектив на резкость, а ваш муж и Марси стояли возле ограждения.
— Я не хотела, чтобы они стояли так близко к обрыву, но Алан настаивал, что там самое подходящее для снимка место, а уж если Алан на чем-либо настаивает, его не переубедишь.
И вот в тот самый момент, когда Жоржа готова была щелкнуть затвором, Марси оступилась и, перелетев через низкое ограждение, свалилась с тридцати— или сорокафутовой высоты вниз. «Марси!» — вскрикнула Жоржа и чуть не кубарем кинулась следом за дочерью. Но как она ни спешила, добралась до нее не раньше, чем раздался строгий окрик: «Не трогайте ее! Я врач!» Это была Джинджер Вайс, и она слетела по склону так быстро, что оказалась возле девочки одновременно с Аланом, который начал спускаться раньше ее. Марси лежала неподвижно, хотя и не теряла сознания. Джинджер определила, что она не ударилась головой, но заподозрила, как и Жоржа, перелом левой ноги: уж слишком неестественно она была подвернута. К счастью, малышка отделалась только испугом и несколькими ссадинами.
— Вы произвели на меня сильное впечатление.
— Я? — искренне удивилась Джинджер. Она выждала, пока стихнет гул пролетающего над головой одномоторного самолета, и ответила: — Но я ничего особенного не сделала, только осмотрела Марси. Она ведь и не нуждалась в серьезной врачебной помощи, все, к счастью, обошлось примочками и йодом.
Укладывая чемоданы в багажник автомобиля, Жоржа продолжала:
— Все равно, вы произвели на меня впечатление. Вы были молоды, красивы, женственны, и при всем при том еще и врач, опытный, решительный. Я же никогда не мечтала ни о чем, кроме как разносить коктейли в казино, это был мой предел. Но после встречи с вами я переменилась, и, когда Алан бросил нас с Марси, я не пала духом, я решила чего-то добиться. Можно сказать, что встреча с вами изменила всю мою жизнь.
— Я тронута, Жоржа, — запирая багажник и передавая ключи Доминику, призналась Джинджер. — Но вы явно переоцениваете меня, свою жизнь вы изменили сами, в этом нет моей заслуги.
— Дело не в том, что вы сделали для Марси в тот день, — возразила Жоржа. — Дело в том, какая вы сама по себе. Мне нужен был именно такой наглядный пример.
— Боже мой! — воскликнула вконец смущенная Джинджер. — Никто еще не называл меня живым примером. Дорогая, у вас явно слишком впечатлительная натура.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал Доминик. — Она говорит чистой воды шмонтце.
— Шмонтце? — рассмеялась, оборачиваясь к нему, Джинджер.
— Я писатель, у меня такая работа — слушать и впитывать. Я услышал интересное словечко и использую его, и за это на меня нельзя обижаться.
— Так, значит, шмонтце? — повторила с деланой сердитостью Джинджер.
— Если идиш уместен, надо использовать его, — улыбнулся Доминик.
Именно в этот момент Жоржа поняла, что ей лучше исключить Доминика из своих романтических фантазий: слишком о многом говорили влюбленные взгляды Доминика и Джинджер, когда они смотрели друг на друга, — сами того еще до конца не осознавая, как это ни странно.
По дороге в мотель, до которого от Элко было не менее тридцати миль, Доминик и Джинджер рассказали Жорже, что здесь произошло за последние дни. Настроение у Жоржи резко упало. Оглядываясь по сторонам, она с тревогой думала, что готовит ей судьба в этом мрачном пустынном месте: начало новой жизни или могилу.
* * *
В Солт-Лейк-Сити Джек Твист пересел с реактивного «лира» на турбовинтовую «Сессну», и вежливый, но молчаливый пилот с гусарскими усами ровно в 4 часа 53 минуты пополудни доставил его в Элко.
Джек на такси домчался до местного отделения торговой фирмы «Джип», успев до закрытия, и приобрел там за наличные вездеход джип «Чероки» с четырьмя ведущими колесами.
До этого момента Джек не предпринимал никаких специальных шагов, чтобы избавиться от «хвоста», и даже не пытался установить, следят ли за ним на самом деле. Его противники, несомненно, обладали достаточными возможностями, чтобы держать его в маленьком городишке под контролем, если он стал бы передвигаться пешком или на такси.
Теперь же, сев за руль собственного джипа, он решил проверить, не тащит ли за собой «хвост», и время от времени поглядывал в зеркало. Не заметив ничего подозрительного, он поехал на местный базар, привлекший своими огнями его внимание еще по дороге из аэропорта. Джек припарковал машину в тени, не доехав сотни ярдов до входа в крытый рынок, вылез из нее и внимательно огляделся по сторонам. Но и на этот раз он не заметил слежки, хотя это еще не означало, что ее нет вообще.
Щурясь на сверкающие в ярком свете люминесцентных ламп хромированные прилавки, Джек с грустью вспомнил добрые старые времена, когда в скромной лавочке иммигрантов, говорящих с подкупающим акцентом, можно было купить горячую хрустящую булочку или аппетитный бутерброд с каким-нибудь деликатесом. Сейчас же на рынке пахло только дезинфекцией и озоном, исходившим от холодильных установок. Джек купил карту округа, фонарик, пакет молока, два пакетика сушеного мяса, кулек пончиков и упаковку со странным названием «ветчинная паста». Как явствовало из аннотации, под этим названием предлагался продукт, представляющий собой «изумительный цельный сандвич из измельченной, купажированной и повторно формованной ветчинной пасты, хлеба и специй». Особенно рекомендовалось данное кушанье туристам и спортсменам. На обратной стороне пластиковой упаковки крупными буквами было напечатано: «НАТУРАЛЬНОЕ МЯСО».
