— Что именно? — спросил Деннис. Лицо у него было изможденное, зубы оскалены. То, как он наклонился над столом, напомнило Элайн — возможно, в этом была некоторая мелодраматичность — животное, напрягшееся перед прыжком.
— Плакат, — выдал секрет Ли Матерли. — Вы знаете, как автостопщики носят плакаты, на которых написано, куда они направляются? Они сигналят ими, чтобы было видно из подъезжающей машины.
— И они нашли плакат в машине? — спросил Гордон.
— Да. Засунутый между сиденьем и спинкой кусок картона, на котором выведено: “ФИЛАДЕЛЬФИЯ”. Они рассудили, что Силия подобрала его в городе или около и провезла нашей дорогой, до ответвления от главного шоссе. От того места он заставил ее поехать сюда. Бог знает, что у него было на уме, — возможно, захватить нас в заложники или еще что-нибудь. Когда она заехала в сад, он, очевидно, передумал, заставил ее выйти и попытался убить прямо там.
Деннис снова успокоился:
— Она всегда подбирала автостопщиков. Мы постоянно предостерегали ее от этого.
— Я не понимаю, — нахмурился Пол Хоннекер, — отчего этот плакат такая уж важная улика. Если только они не сняли отпечатки пальцев с него и с машины.
— Нет, — пояснил Ли. — Ранд объяснил, что бумага не слишком хорошо сохраняет отпечатки и что ни один из отпечатков в машине никуда их не привел.
— Тогда как это может иметь какое-то значение? — поинтересовался Пол. Ли объяснил:
— Они собираются при необходимости воспользоваться плакатом, чтобы подстегнуть память Силии, когда психиатр загипнотизирует ее.
Пол засомневался:
— Они считают, что это сработает?
— Психиатр считает, что может. Так или иначе, это зацепка. А мы все сможем свободнее вздохнуть, когда они его поймают, кем бы он ни был.
Элайн поняла, что Ли Матерли тоже спрашивал себя, не является ли злоумышленником кто-то из домочадцев, и эта новость от Ранда, какой бы она ни была незначительной, немного освободила его от ужасного груза сомнений.
Ее это не убедило. Она очень сильно сомневалась, что автостопщик прошлой ночью вернулся с тем, чтобы бродить по коридорам дома. Это был член семьи.
— Ну что же, — объявил Ли, вставая, — мне нужно взглянуть в кое-какие гроссбухи, прежде чем я смогу считать, что вечер принадлежит мне. — Он кивнул им и ушел из столовой в свой кабинет на первом этаже.
Вскоре вышли и остальные, все, кроме Элайн и Гордона, как будто они оба задумали остаться наедине.
— Приходите ненадолго в гостиную, — попросил он, вставая и подходя к девушке, чтобы проявить галантность, выдвинув для нее стул. — Я ожидал, что отец расскажет всем о психиатре, который лечит Силию. Мы оба знакомы с ним, с доктором Картером. Я попросил разрешения посидеть на его сеансе, и он позволил мне, сказав, что разрешит, когда Силия будет загипнотизирована. Это было очень захватывающе.
— Представляю себе, — сказала Элайн, когда он взял ее под руку и провел из столовой через дверь, потом по толстому ковру к дивану, где сел возле нее.
Она почувствовала тепло и защищенность и на какой-то момент совсем забыла о том, что хотела рассказать Ли Матерли свою историю.
— Вы общались с психиатрами на курсах медсестер? — осведомился Гордон. Элайн припомнила:
— Не очень много. Знаете, медицинская наука до сих пор относится к психиатрии с некоторым неодобрением.
— Ну, — протянул Гордон, — я не знаю, является ли доктор Картер примером среднего психиатра, или он выше среднего уровня, но он в высшей степени впечатляющий человек!
Она почувствовала, как улыбается, и поняла, что Гордон внушает ей большее чувство спокойствия, чем она когда-либо испытывала последние несколько дней. Она слышала, как Бесс убирает со стола. В кабинете Ли запустил свой арифмометр. Наверху патефон играл классическую музыку. В первый раз показалось, что в этом доме люди живут, а не умирают. Ей это очень понравилось, и она почувствовала себя принадлежащей к ним, а не посторонним человеком.
— В каком смысле? — спросила она. Гордон пояснил:
— Он высокий, и, как мне представляется, женщины нашли бы его очень красивым. Он, наверное, лет тридцати пяти или около этого, необычайно молод для психиатра, по крайней мере, я так считаю.
— Ему удалось вызвать у Силии регресс под гипнозом, вернуть ее к моменту, когда ее ударили ножом?
— Нет, — вздохнул Гордон. — Но он подошел близко к этому. Позвольте мне рассказать в точности, как это было.
~~
* * *
~~
Силия сидела на больничной кровати, когда доктор Картер ввел в комнату Гордона. Она была бледная, но такая же хорошенькая, как перед происшествием. Казалось, она немного потеряла в весе, но ничто другое не указывало на ее состояние.
— Она не может увидеть меня? — спросил Гордон.
— Она видит только меня и слышит только то, что я ей говорю, — сообщил ему Картер. — Садитесь вон там. Она даже не знает, что вы здесь.
Доктор Картер подошел к кровати сбоку и встал возле Силии. Он прикоснулся к ее лицу пальцами, но она едва ли это заметила. Он взял подбородок девушки своей ладонью и приподнял ее лицо так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза.
— Здравствуй, Силия, — поздоровался он.
— Здравствуйте, доктор Картер.
— Как ты себя чувствуешь?
— Никак не чувствую, — отозвалась она.
— Сколько тебе лет?
— У меня нет возраста.
— Вообще никакого возраста? — настаивал он.
— Вообще никакого возраста, — подтвердила она.
Тогда доктор Картер повернулся к Гордону и, улыбаясь, объяснил, что он сделал посредством гипноза. Первым шагом в возрастном регрессе было заставить пациента привыкнуть к плаванию во времени, допустить изменчивость возраста. Не давая ей вообще никакого возраста, он мог предложить гипнотически, что ей сейчас только двадцать лет. А теперь девятнадцать. А теперь восемнадцать. И так далее, пока она не станет ребенком. В этом случае, однако, требовалось вернуться лишь на несколько дней назад, к вечеру понедельника.
— Сколько сейчас времени? — спросил он Силию.
— Нисколько.
— Какой день?
— Я даже не знаю, — сказала она. И застенчиво хмыкнула.
— Не нужно стесняться того, что не знаешь день недели, — произнес врач дружелюбно, все так же прикасаясь к ее лицу.
— Хорошо, — сказала она, моментально уступая всему, что он говорил.
— А теперь ты видишь перед собой часы, Силия?
— Нет.
— Посмотри внимательней.
— Вижу.
— Наблюдай за стрелками, — приказал он.
— Смотрю.
